дата рождения: 15.01.1976; место рождения: Лондон, Англия; чистота крови: полукровка;

образование: Хогвартс, Слизерин, 1994; занятость: владелица маленького магазина по продаже ингредиентов для зелий «Слепой змей» в Хогсмите;

артефакты:

волшебная палочка — вишня, волос единорога, 12 дюймов, гибкая;
зачарованная монета — используется для связи с сёстрами, передаёт короткие сообщения.
браслет памяти — используется Мадлен для записей нужных мыслей и периодически списка покупок. Внешне это обычный широкий металлический браслет. Если прикоснуться к нему, на нём гравировкой проступит написанное на нём прежде. Так же заклинанием можно стереть уже ненужную информацию и написать нужное и актуальное в данный момент.
кольцо иллюзии —  одноразовый и в большинстве случаев бесполезный артефакт. Если бросить кольцо на землю и произнести заклинание, появится неосязаемый, но идеально похожий на заклинателя морок. Можно задать ему направление движения, в течение минут двадцати он полностью растворится. Купила на каком-то рынке и, честно говоря, не уверена в 100% его работе, т.к. проверить его и не уничтожить возможности нет. Носит как побрякушку и на случай, если вдруг однажды ей таки придется от кого-то убегать.
Носит на шее амулет, в котором хранится порция зелья Феликс Фелицис. Подарок от одного из клиентов.

Низзл — Персефона. Появилась в доме Мадлен не более полугода назад. Ещё котенок, хоть и довольно смышленный.
Домовые эльфы Сцилла и Оумер. Подарены Джозефом для помощи в лавке, преданы хотя порой чересчур говорливы.

характеристика“Меня сносит звёздный ветер вдаль, за горизонт твоих событий метя”

сильные стороны: ’ потрясающе умело обращается со всеми животными и растениями, обладающими хоть толикой магии; требуемые ей ингредиенты, вроде перьев гиппогрифов, волосков с арахнидовых лапок и листьев ядовитой тентакулы, Мэдс способна получить просто в результате милого общения с их обладателями. Это, конечно, относится только к тем моментам, когда получить нужное возможно добровольно, — лапки лягушек, крылья мышек и прочие детали, без которых жизнь существ становится невозможной, в этот список не входят; ’ обладает широким спектром знаний по зельеварению, но сама себя хорошим зельеваром не считает; для неё это скорее небольшое хобби; но вот поболтать с клиентами об их увлечении всегда рада, также легко может определить подо что собираются ингредиенты в её лавке и при необходимости помочь советами тем, кто только начинает разбираться в искусстве зельеварения; ’ неплохо управляется с шитьем, но уж тем более не считает это своей заслугой, когда ты живёшь в доме со швеёй, нехотя чему бы то ни было научишься; ’ способна вызвать телесного патронуса, в форме ворона; наверное в военное и первое послевоенное время многие научились этому сложному заклинанию, защиты ли ради или для собственного успокоения и надежды на то, что светлые воспоминания всё ещё могут пересилить ужасы войны; ’ обладает даром к предвидению; как это ни удивительно, но в их семье внезапно оказалось, что все три дочери Малкин способны предсказывать будущее, но если младшим сёстрам общение с профессором Треллони было в радость, то Мэдс старательно избегает всего, что может подтолкнуть её к предсказанию какой-нибудь глобальной или не очень, но довольно важной информации; Мадлен просто не будет знать, что вообще после делать с этой информацией, т.к. никогда в жизни предсказаний не выдавала; Мадлен в своём даре всё же предпочитает опираться на костыли в виде карт, кофейной гущи и прочие шелухи, на которые настоящие провидцы презрительно фыркнут; но ведь всё в жизни может случится впервые;

слабые стороны: ’ вряд ли Мэдс можно назвать хорошим боевым магом; в нестандартной ситуации, конечно, сможет шарахнуть чем-нибудь побольнее или вывернуть какое-нибудь бытовое заклинание, чтобы выжить, но специально никогда не обучалась этому, а в школе её никогда дуэльные кружки не привлекали; её история это петь песенки в лесу среди растений и животных, но не факт, что песенки о мире во всем мире, а не о том, как этот самый мир сгорит дотла; ’ неуверенно себя чувствует в центре внимания; предпочитает быть на периферии, наблюдать или же действовать в роли серого кардинала; привлекать внимание к своей шкурке ей уж очень не нравится; ’ неадекватно реагирует на любые нападки на сестер, попытки сказать о них что-то не лестное или косые взгляды; до сих пор считает тех маленькими детьми, которым нужна помощь; Ирен и Карен этим и пользуются и одновременно ненавидят; ’ сложно реагирует на направленную на неё палочку; способна как остолбенеть и не знать что делать, так и бездумно ударить раньше, чем что-либо произойдёт; ’ не очень умеет пить; но пьёт. потому что кошмары о том, что в её жизнь возвращается Сергей без алкоголя не хотят никуда уходить; да, Мадлен вполне можно встретить в одном из баров Хогсмида после полуночи в домашних тапочках и сонную, просто потому что снова приснился кошмар, а дома не осталось ничего крепкого;

родословная:
’ Dorothy “Madam” Malkin [née Lufkin], hb, мать;
’ Joseph Malkin, hb, отчим;
’ Irene Malkin, hb, младшая сестра;
’ Karen Malkin, hb, младшая сестра;
’ Sergy Voronov, hb, бывший муж;
’ данных об отце нет, но он точно был волшебником и не был чистокровным;

Мадлен совершенно не помнит, каким был её отец; был ли он вообще? Дороти молчит и очень умело уходит от разговоров о человеке, которого нет. Мадлен ещё слишком маленькая, чтобы понять, каково ей: больно, стыдно, неприятно? Что вообще оставил этот человек в сердце матери? Мадлен смиряется, в голове четырехлетней девочки прочно поселяется мысль о том, что понятие “отец” её уже никогда не коснётся. Ребенок она максимально фаталистичный.

Но мир течет и меняется, и в их маленькой семье внезапно появляется и человек, которого можно назвать отцом, и почти подряд два мелких орущих кулька. Мадлен смотрит на них с интересом и немым вопросом в глазах: “Мам, я так же орала? Ты уверена, что это вообще нормально?” Дороти смеётся и кивает на невысказанный вопрос пятилетней Мэдс. Хотя и Ирен и Карен сильно отличаются от своей сводной сестры, с маленькой Мэдс было не меньше проблем, чем с ними. Но теперь их больше и Дороти не приходится выносить весь ужас жизни с маленьким ребенком в одиночку.

У Джозефа на карте судьбы, наверное, выведено быть хорошим отцом. И судя по всему красной нитью стоит уточнение о дочерях, потому что после рождения Карен он, кажется, смиряется с тем, что останется единственным мужчиной в доме, и только смеётся, что все три дочери, включая Мадлен, кровью с ним не связанную, больше похожи на него, чем на мать. Высокие, черноволосые, они все так разительно отличаются от матери, что это похоже на колдовство. Дороти пожимает плечами и шьет своей старшей дочери первую в жизни школьную мантию. На исходе лета маленькой мисс Малкин предстоит отправиться в Хогвартс.

Хогварт встречает Мэдс зелёными флагами над головой и громогласным “Слизерин”, словно оставляя на спине маленькой девочки печать. Через несколько лет, когда две её сестры поступят в школу на барсучий факультет, эта печать засияет, наверное, слишком ярко. Мадлен не понимает, почему их амбициозность и верность собственным интересам хуже той бессмысленной отваги, которой так гордятся львы, почему воронья проницательность ценится на голову выше, чем целеустремленность, с которой каждый на их факультете ежедневно добивается выдающихся успехов, почему даже барсуки со своей высшей справедливостью всегда оказываются впереди них, хотя отличий между ними ни на грамм? И всё же Мадлен не лезет во все эти разборки, войны и споры, заботится о сестрах, как умеет, и делает вид, что её совсем не задевает вся эта история с войной между факультетами. Пусть с этим разбираются те, кому так важно выделиться среди толпы пустыми восхищениями их персоной. У Мадлен занятия по гербологии и важный экзамен по общению с гиппогрифом. И вот не надо говорить, что с Хагридом общается только золотое трио. К его сердцу довольно легко найти ключи, достаточно уметь разбираться в том, каким видом существ великан увлёкся на этот раз.

Война настигает Мадлен уже за пределами школы. Рвущихся в бой и на амбразуры сестёр-школьниц они вместе с матерью уговорами и угрозами увозят во Францию к одной старых приятельниц Дороти, пряча их как можно дальше от возможностей погеройствовать. Да, каждый должен был встать на защиту родной страны и светлого мира. Но этим всем не обязательно должно быть пятнадцать лет и не все они должны умирать из-за чужих амбиций и глупых планов по свержению мира. Мэдс совершенно не стыдится того, что по ней эта война не прошлась. Хватило и иных войн. Личных.

Дурацкое прозвище, отслоившееся от названия материнского ателье, способно довести Мэдс до белого каления. Сначала потому что малолетней девчонке совершенно не подходит обращение “мадам”, а в последние годы просто потому, что слишком уж сильно напоминает о фатальной ошибке, принесшей Мадлен лишь боль и горечь. Выскочить замуж почти сразу, как окончена война не казалось дурной затеей. Сергей был красив, горяч и трепетно влюблен, а чувства, с каждым днём горевшие всё ярче, пеленой ложились на розовые очки, сквозь которые Мадлен смотрела на мир. Он был похож на Джозефа, а значит, по разумению Мэдс, их семья должна была стать столь же счастливой и уютной, как её родная семья. Кто же в двадцать с небольшим слушает родителей и обращает внимание на то, как отец при каждой встрече с её избранником хмурится и словно бы ищет в парне подвох?

Подвох находится. Подвох зовётся красивым заклинанием, не оставляющем не коже и следа от своего удара. Не Круцио, конечно. Но боль от того не становится слабее. И почему Мэдс глотает и боль свою и слёзы обиды, превращаясь в тень себя самой, никто в целом мире ответить не сможет. Но, наверное, впервые она отчетливо понимает, почему мать так не любила разговоры о прошлом. Она до сих пор не знает, что было в судьбе Дороти, но свою собственную судьбу на обсуждение окружающих выносить не готова. Даже Мэдс понимает, что её семейная жизнь с Сергеем напоминает жестокую игру “Ударь лежачего”, но не делает с этим ровным счетом ничего. Не сопротивляется. Не пытается уйти. Не просит помощи. Погружается на дно собственной жизни, в ожидании, когда не сможет подняться после очередного удара. Она уже даже не любит его. Но внушаемый им страх переполняет её, паучьим коконом оплетая девушку со всех сторон. Ирен при встрече с сестрой кричит что-то о том, куда делись хваленые слизеринские качества и постулаты, где эгоизм, амбициозность и хотя бы попытки защитить себя. Оставшись одна Мэдс глушит отголоски чужого голоса в себе алкоголем и дешевыми сигаретами, то ли набираясь сил, то ли пытаясь окончательно себя уничтожить.

Сергей выкидывает её, истерически смеющуюся, на улицу немногим после. Надоела. Мэдс чувствует себя опустошенной и свободной и не может перестать смеяться и плакать. Не может решить, что же ей делать дальше и кому нужна настолько искалеченная. Не возвращается домой, лишь совой отправив сообщение о том, что у неё обязательно всё будет в порядке.

Хогсмид со времени её последнего посещения изменился наверное чуть больше, чем полностью. Мадлен смотрит на яркие витрины, гуляя по вечерним улочкам и думает о том, что здесь у неё возможно получится стать чуточку лучше, чем прежде. Собирать по остаткам собственную гордость и жизнь получается не сразу. Мэдс ищет себя в куче работы, по капле вытравливает из себя ужас и заново учится жить. Идея открыть магазинчик приходит не сразу. Сначала на всех окнах её маленькой квартиры расползаются десятки растений, а в барах, куда она заглядывает вечерами, её разговоры вдруг начинают сводится к тому, чтобы объяснить недалеким зельеварам, как сильно качество исходных ингредиентов влияет на готовое зелье. Одна она бы не справилась. Дороти не знает и наверное никогда не узнает, как много для её старшей дочери сделал Джозеф. Как важно было его понимание и отсутствие осуждения, в глазах всех остальных читавшееся неоновыми отсветами. Возможно только благодаря ему Мэдс учится не ненавидеть весь мужской пол. Ошиблась она, а не весь мир. А разбитые розовые стёкла можно хранить как напоминание о том, что может быть сделало её чуть сильнее.

— Знаешь, Ирен, мне кажется шляпа ошиблась, отправив меня на Слизерин. Судя по всему с моим характером она либо должна была организовать новый факультет для слабохарактерных идиотов, либо выгнать меня к черту. Может мой отец был таким же? Может это генетическое, вот эта трусость? — Спустя три года и долгую дорогу к себе Мэдс, наверное, готова признаться. Она всегда была слишком трусливой и просто умело находила для себя оправдания, чтобы уйти в сторону и никому не мешать.

Blind Snake
Лавка по продаже ингредиентов для зелий расположена в небольшом двухэтажном домике неподалёку от трактира "Кабанья голова" и была открыта в конце 2002 года. Весь первый этаж несмотря на свои скромные размеры заставлен массивными деревянными стеллажами под потолок, на полках которых в кажущемся хаосе расположены десятки самых разных ингредиентов, от банальных листьев или сывороток из листьев любистока до порошка из рога Бикорна. Всё помещение освещено магическими огнями, которые к тому же можно привязать к себе заклинанием, так что никто из посетителей лавки никогда не запнется и не ударится о выступающие элементы на полках. Запахи специй смешиваются с острыми нотами аромата зубастой герани и переплетаются со сладковатым дымком, что появляется при приближении к дурман-траве, стоит быть осторожным и не вдыхать то, что вдруг покажется вам манящим или чрезвычайно интересным. И всё же магическим фоном хозяйка лавки приглушает всё, что касается запахов, в своей лавке, тем самым спасая себя от головной боли и потери обоняния, а заодно позволяя своим клиентам находится в лавке сколь угодно долгое время. Задний двор дома отдан под теплицы, в которых выращиваются ингредиенты, требующие особой свежести при приготовлении зелья или же должны быть собраны в определенный день или фазу луны. Чаще всего в рабочее время найти хозяйку можно именно здесь, нужно лишь пройти лавку насквозь и постучать в стеклянную дверь рядом с прилавком. Вас обязательно услышат. Входить в теплицы без разрешения хозяйки чревато долгой лекцией о том, насколько важен микроклимат для выращивания большинства растений, строгим взглядом и вполне вероятно завышенными ценами. Лекция будет точно. Даже если вы сообщите ей, что вам уже всё рассказали в школе на занятиях по гербологии она не остановится и даже не запнется в своём повествовании. А вы вероятно потеряете пару часов собственной жизни
Второй этаж отдан под квартиру хозяйки лавки, а также под сейф для особо дорогих или опасных ингредиентов. О том, какие из ингредиентов могут находится в сейфе, принято узнавать заранее при помощи записки, отправленной известной для хозяйки совой. Иначе определенных позиций может просто “не оказаться в наличии”, кому попало опасные или редкие ингредиенты продавать в этой лавке не станут. Также постоянные клиенты могут сделать заказ на поставку определенных ингредиентов заранее. Порой такие заказы хозяйка может доставить по нужному адресу сама или же отправить одного из домовых эльфов, что помогают ей в хозяйстве.

о вас
планы на игру, пожелания: да хорошо если анкету допишу просто поиграть;
в случае ухода: позволить жить дальше, управляя любимым магазинчиком;
связь: @skittles707;
пример игры:

тот самый пост

[indent]Скрип половицы под ногами кажется чем-то неуместным, неправильным. Третий шаг от стены к стене в маленьком коридорчике их отдела, который Берлин мерит в тысячный раз за последние несколько часов. Светлячки магических ламп дрожат, еле не гаснут, когда норвежка, взмахнув в очередной раз белокурой гривой разворачивается и проносится в другую сторону, намереваясь, кажется, протереть дырку в полу по траектории своего движения. Почему никто никогда не замечал, что эта половица скрепит? Почему никто никогда не пытался это исправить? Ведь это... это можно исправить. Берлин делает ещё три шага, замирает на мгновение, заставляя себя сделать несколько глубоких вдохов и выдохов. Нельзя разреветься. Нельзя. Не перед тем, как ей придется отчитываться перед начальством о том, почему за последние два дня на нее поступило больше жалоб, чем за последние несколько лет вместе взятых. Потому что... Раненный зверь в подкорке мозга кричит и бьется в агонии, Берлин бьет крупной дрожью, так что приходится сжать руки в кулаки, впиться короткими ногтями в кожу ладоней, чтобы хоть как-то успокоить неподдающееся контролю тело. Нельзя себя выдавать. Нельзя показать, что смерть Джеймса и Лили оказала на неё больше влияния, чем на других членов её команды. Бездействия она точно не выдержит.

[indent]Скрип половицы за спиной заставляет вздрогнуть. Берлин оглядывается на Харриет и закусывает губу, позволяя себе мгновение слабости. Харриет знает. Она поймет и поддержит одним лишь только взглядом. Харриет кривит рот, силясь улыбнуться подруге, заставляет себя не меньше, чем Хелланн. Обе прекрасно понимают, что всё это ни на кого не способно произвести впечатление. — Ты должна отдохнуть, слышишь? — Берлин кивает. Она слышит. Она всё слышит, да только не понимает, что ей говорят. Зачем ей это говорят? Они ведь проиграли... Они проиграли главный бой, отдав в жертву этих детей, что только начинали свою жизнь... О каком отдыхе может идти речь? Харриет вздыхает и возвращается за свой стол, спорить с Хелланн надоело если не всем, то большинству точно, норвежка просто не может взять в толк, что не только и не столько она потеряла кого-то, не только у неё эта война забрала что-то важное, не только ей сейчас нужна помощь и поддержка. Окружающие тоже достойны быть принятыми.

[indent]Скрипит половица у многострадальной двери, когда Хеллан фурией вылетает из кабинета, с ноги впечатывая стоявший на пути стул в стену. Боль в ноге вспышкой перекрывает сознание и гаснет незамеченной, у Хелланн другие дела и проблемы, Хелланн в бешенстве кричит что-то нелицеприятное, за что обязательно будет стыдно. Когда-нибудь. Сейчас девушке очень хочется сломать что-нибудь об голову главного, ведь это обязательно поможет мозгам встать на место. Иначе чем безмозглым поступком её "вынужденный" отпуск не назвать. Берлин дойдя до стола всё же находит снаряд и швыряет любимую кружку в стену, наконец позволяя ярости выскользнуть из треснувшей брони её кокона. На неё смотрят с удивлением и немного со страхом, радуясь, что без концентрации эта девушка не способна обратиться в анимагическую форму. Берлин жалеет об этом же, но таки находит в себе силы признать — эта идея глупая. Никто не подает голос, никто не подходит со словами утешений, только смотрят внимательно, рассчитывая про себя траекторию отступления если этот норвежский вулкан всё же взорвется. О том, что стадия швыряние предметов не последний этап почти все знают не понаслышке. Проверять в очередной раз свои нервы и мериться силой с разбушевавшейся стихией никто не хочет. Это Берлин относится к своим синякам и ранениям поэтически, а всем остальным посещать больничное крыло совсем не нравится.

[indent]Скрип половицы. Кажется этот звук преследует блондинку даже там, где его и быть не должно. Улица полнится шумами, но вычленить инородный для норвежки не составляет труда. Берлин даже приподнимает носок ботинка, глядя себе под ноги, чтобы убедиться — каменные ступени лестницы скрипеть не могут и не станут, но звук повторяется на следующем же шаге, заставляя волосы на затылке встать дыбом от осознания и воспоминаний, что в одно мгновение топят под собой остатки самообладания Хелланн. В маленьком домике в Годриковой впадине скрипела одна из ступенек лестницы при подъеме на второй этаж. Берлин гонит от себя мысли, образы и вместе с ними непрошенные слезы, кусает губы, запахивая куртку так, чтобы обхватить себя крепче, сжать в собственных оковах. Полувсхлип-полувой удержать не получается. Звук растворяется в воздухе облачком пара, Берлин несколько мгновений смотрит на тающие в воздухе частички собственной боли и бессильно опускается на ближайшую скамейку, словно из нее вместе с вскриком вытащили стержень, что удерживал девушку. Сколько она должна просидеть вот так, чтобы боль отступила или хотя бы на мгновение замерла?

[indent]Звон старого колокольчика выводит Берлин из состояния ступора своей несхожестью с чертовым преследующим её звуком скрипящей половицы, заставляет оглянуться, найти себя, удерживает внимание Хелланн максимально долго, чтобы отключающееся сознание сумело сформировать мысль. Старый паб, куда она уже черт его знает сколько времени не заглядывала, взволновано мигает лампами, словно бы недоволен тем, что его посмели не заметить. Хелланн даже позволяет себе некое подобие улыбки, поднимается через силу, отмечая что успела хорошенько замерзнуть за то недолгое время, что сидела на скамье. В пабе полутемно и тепло разливается по коже стоит только двери захлопнуться за спиной  блондинки. — Родди, — Берлин явно замечает подругу позже, чем та её, и несколько неловко улыбается, надеясь, что Соколова простит мракоборцу столь долгое отсутствие в их "укромном месте". Девушка склоняет голову, старательно вычищая из себя усталость и боль, не дело после долгого отсутствия падать на уши подруге со своими проблемами. Не справляется, конечно, ни на грамм, но хотя бы пытается улыбнуться и доиграть спектакль до конца.  Судя по взглядам Соколовой можно и об этом не мечтать. — Налей моей подруге штрафной бокал, а то она опоздала дней на 29.

[indent]Чертова половица скрипит, когда Берлин подходит к стойке и садится на соседний с русской стул. Смотрит внимательно, удивленно, пытаясь отыскать причины такого возмущения её отсутствием. Не клялись ведь в вечной верности месту и друг другу. — Здравствуй — Берлин взглядом показывает эльфе, что заказ можно выполнять и перед ней тут же материализуется стакан с напитком, а Родди очень быстро исчезает из поля зрения обеих девушек. — Прости, работа не позволила вырваться сюда раньше. — первый глоток огнем прокатывается по горлу и почему-то... успокаивает. За последние несколько дней Хелланн успела выпить не один и не два бокала огневиски, но, кажется, не хватало ещё каких-то составляющих, раз действие оказал лишь этот. Берлин закусывает губу, не дышит, старательно отгоняя от себя грустные мысли, цепляется сама не понимая зачем за сарказм, прокручивается на стуле, так чтобы смотреть на Соколову не вполоборота и улыбается так, как должна была при встрече с хорошим другом еще пару минут назад — Так сильно соскучилась, что дни начала считать?