дата рождения: 31 июля 1980 ; место рождения: Годрикова Впадина; чистота крови: полукровный волшебник;

образование: ШМиВ Хогвартс, Гриффиндор`2000; занятость: аврорат; ШМиВ Хогвартс, профессор заклинаний;

артефакты: Волшебная палочка: остролист, перо феникса, десять дюймов — сестра близнец волшебной палочки Тома Реддла, их сердцевина сделана из пера одного феникса; бузинная палочка покоится вместе с Альбусом Дамблдором; мантия невидимка; любимая метла «молния»;

характеристика“На сцену Бытия чуть опоздали мы, Ступенькой ниже всех смиренно встали мы.
У жизни свой расклад, ей не до наших жалоб. Скорее бы конец. А то устали мы.”

сильные стороны:Прекрасный игрок в квиддич; он с кровью отца впитал в себя навыки боевой магии. С годами освоил трансфигурацию и заклинания. Одаренный в Защите от темных искусств; пристрастился к садоводству, гордится своим небольшим садиком перед домом, правда так и не смог упорядочить цветы по краскам и породам; он просто в свое удовольствие копошиться в земле, вырывает сорняки и сажает что-то новое, не задумываясь всерьез — что же именно вырастет. не пропустит партию в волшебные шахматы с Роном — это их увлечение следует за ними по пятам со школьной скамьи; в свое время освоил азы колдомедицины, послушав совет верной боевой подруги, тараторящей на ухо, что подобные знания в его работе всегда пригодятся; после не раз с благодарностью вспоминал назойливость Гермионы;

слабые стороны:А вот владение змеиным языком пропало после смерти Тома Риддла, что Гермиона истолковала как смерть крестража в теле друга, что повело за собой подобные последствия; иногда возобновляет попытки овладеть оклюменцией и легилименцией, но снова и снова забрасывает их; эти науки никогда не будут доступны Гарри Поттеру; Все ещё не освоил зельеварение; отношения - страх. он не умеет открывать себя, расслабляясь погружаться в пучину любви и нежности. лишенный радостей заботы в детстве в зрелом возрасте отрицает возможность простой, чистой любви и понимания; абсолютно лишен стопа в алкоголе - виски вызывает спокойствие и сон без кошмаров, а значит виски - друг. Гарри Поттер никогда не признается окружающим, что давно уже перешагнул черту и не видит границ в выпивке; Порой прибегает к успокаивающим зельям, чтобы не наводить панику на окружающих своими вспышками гнева;

родословная: Джеймс Фредерик Поттер [James Frederik Potter] — отец, умер в возрасте двадцати двух лет, от палочки Тома Реддла; Чистокровный волшебник, окончил гриффиндор, состоял в Ордене Феникса;
Лили Агата Поттер [Lily Agatha Potter] — мать, умерла в возрасте двадцати двух лет от палочки Тома Риддла; магглорожденная волшебница, окончила гриффиндор, состояла в Ордене Феникса;
Сириус Агнус Блэк[Sirius Agnus Black]— крестный, двенадцать лет провел в заключении Азкабана, бежал при помощи крестника; Умер в 1995 году в день битвы в Министерстве Магии;
Джиневра Молли Поттер[ Ginevra Molly Potter]  — жена, окончила гриффиндор;
Джеймс Сириус Поттер [James Sirius Potter] - сын;

затихли взрывы. задребезжал рассвет. алая кровь блестит на мягкой бархатной зелени истоптанной травы. мир погрузился в апатию. люди приняли в себя порцию черного траура, окутавшего своей плотной, липкой паутиной сердца каждого, кто хотя бы раз услышал слово - война. и вот теперь это прекрасное, звонкое слово победа потрескалось на пересохших, рваных губах тех, чьи палочки опущены к почве, а руки по локоть в крови. они свободны. они живы. и больше не разбивает душу ледяной ужас черной метки, ветвящейся над полянами запретного леса.

« - Я вижу тебя каждую ночь. Ты смеешься, и твой лае_подобный смех после еще долгие часы звенит у меня в ушах, снова и снова разбивая в дребезги остатки моей души. И знаешь, Сириус? Это приносит хотя бы маленькую щепотку свежести успокоения в мой разломанный в щепки мир. Мы провалились в руины войны. Рассыпались прахом на омытой кровью земле и уже не сможем стать такими, как когда-то, когда Англия еще жила единственным днем, боясь подумать о будущем. В те годы напряжения и отчаянья мы умели быть счастливы тут и сейчас, не задумываясь о том, что будет после. Война разломала нам изнутри, пробила слишком широкую брешь в принятии самих себя и окружающего мира. Ничего не будет как прежде. Пришла пора разрухи и попыток принятия. Мы медленно катимся в пропасть, не замечая стоящей в глазах друга боли. Каждый слишком увлечен самим собой и новыми ощущениями, разливающимися в груди, чтобы осознать простую истину- эта боль должна быть разделена между всеми нами поровну. Она принадлежит нам одинаково, нет разделителей для утрат. Но каждый предпочел скрыться в плотной скорлупе одиночества, расставаясь с прошлым через эхо пустоты. Мы все ведем себя предельно глупо и безрассудно, расползаясь как нечисть по мрачным уголкам скорбящей Англии. Прошла неделя с момента похорон, когда каждый прятал в могилу прошлое, а воспоминания пролетали сквозь мысли яркими красками истории. Мы пропустили через себя лица и смех павших в этой нечестной Битве, а после молча исчезли в серой дымке тумана, не имея смелости пронести это горе через время, держа друг друга за руку. 

Я не могу принять это, Сириус, ты понимаешь? Не могу просто взять и начать жить с новой главы, будто бы все, что произошло, не имеет никакого значения. Когда-нибудь этот мир покажется мне обычным, все станет нормальным, но я никогда не стану таким, как прежде. Магия отобрала у меня счастливое детство. Отобрала молодость и теперь отбирает у меня зрелость. Я мальчик, который не хотел выживать. Никто не спросил у меня, хочу ли я носить клеймо избранного, ежедневно ощущая, как груз ответственности тяжестью ложиться на мои тогда еще детские плечи. Но можно ли назвать ребенком того, чья палочка была направлена во спасение других еще в детских летах, когда другие только мечтали новой метле и месте в команде по квиддичу? Можно ли было назвать меня глупым подростком, когда был прикован могильными плитами к неизвестности, окутанной запахом смерти? Никто и никогда не сможет дать мне ответы на сотни вопросов, которые снова и снова возникают в мыслях, растворяясь в неизвестности. Мертвые слишком прочно хранят секреты бытия, не выдавая ни толики правды. Они только снова и снова улыбаются мне, пока тело мечется в поисках успокоения, сжимая смятые серые простыни в загадке ночи. Вы маните меня к себе, снова и снова нашептывая в беспокойстве сна – иди же к нам, Гарри, мы подарим тебе утешение – но я ощущаю, что еще не готов оставить тот мир, ради которого пожертвовал столь многим.»

второе мая тысяча девятьсот девяносто восьмого года запеклось коркой утрат. они разучились ощущать свободу. жить за границами мира, который погряз в трениях двух сильных сторон. магия потеряла себя в истоках мирного времени, когда не прятались они по закоулкам своих домов, ощущая каждую новую ночь тепло волшебной палочки, покоящейся в влажной от уставшего беспокойства ладони. еще не успели остыть обливающиеся кровью сердца тех отважных героев, чьи холодные бездушные тела теперь обречены на гнилостное разложение под толстым слоем плодородного грунта. но нужно уметь идти дальше, сжимая до побелевших костяшек онемевшие руки. нужно пробираться сквозь твердые ветви потерь, нависающие над мыслями неприступной крепостью.

жизнь продолжается там, за границами поля, ставшего в свое время полем боя, но теперь - достоянием истории. отголоском прошлого. тишиной.

«- Прости, что не сумел спасти тебя. Прости, что снова и снова не даю тебе покоиться с миром, в памяти возрождая твой смех и яркие волосы цвета опаляющего колосья солнца. Мы потеряли тебя, друг, и уже никогда не сможем наслаждаться неподдельным весельем от Фреда и Джорджа. Мы потеряли вас, потому что нет одного без другого. Потому что вы были как единое целое, но теперь в мире остался только грубый обрубок вселенной. Я никогда не смогу отпустить тебя в вечность, потому что все еще вижу холодное тело в окружении бездыханных ушедших жизней, сложенных на плитах Большого зала, под потухшим звездным небом. 

А за праздничным столом всегда будет пустым стоять один стул. И рядом есть только подобие человека, который звался ранее «один из Уизли». Впредь не смогу смотреть в лицо Джорджа, потому что читается постоянный упрек – Почему ты не спас его, Гарри?

И я никогда не смогу ответить. 

Потому что у меня нет правильного ответа. Потому что все это на самом деле не правильно. 

Фред, он никогда не простит меня? Проходят дни, но он так и не смог покинуть свою комнату, выйти из зоны комфорта и показать нам себя, оторванного от своей второй половины. И вряд ли есть в Норе кто-то, осмелившийся взломать сотни защитных заклинаний, закрывающих его от нас. Мы предпочитаем проходить мимо, делая вид, что все нормально.  Только милая Молли снова и снова ровно в семь ноль – ноль ставит под его дверью поднос с едой и долгие десять минут стоит, молча смотря на дверную ручку.  Но он остается глух к немым материнским мольбам. Он холоден к ее молчаливым слезам, катящимся по впавшим щекам вниз, в боль, съедающую ее как внутри, так и снаружи. »

Из года в год Англия празднует победу Гарри Поттера над Волан де Мортом. Но никто и никогда не узнает, что на самом деле он убил частицу самого себя, потому что он и был жизнью Волан де Морта. Вырвал из сердца что-то не нужное, но очень важное, сопровождавшее его сущность из дня в день, на протяжении семнадцати лет. И никогда люди не услышат истину  - мальчик, который выжил, был последним крестражем. Ключом к великой победе. 

Англия хочет верить в светлое будущее. 

А Гарри Поттер закрывается в своем коконе, и напиваясь до беспамятства виски, молча смотрит на огненные языки пламя, лижущие холодные камни камина на площади Гриммо двенадцать. И никто в огромном мире не смеет заговорить с ним в день великой победы. Потому что  Гарри Поттер считает этот день – великим концом. 

Они все упали в яму безразличия, упиваясь собственным горем и болью. Отвернулись друг  от друга, вжимаясь телами и душами в пустоту собственной беспомощности. Юные, но уже мудрые. Сломленные. Но не сломаны полностью. Они заблудились в потемкам неизведанного. Остановились в нерешительности, боясь увидеть свет в начале нового пути, где нет надобности, жить только сегодняшним днем, ощущая, как теплеет в рукаве древо волшебной палочки. 

Тысяча девятьсот девяносто восьмой выбил их маленький, сформированный годами и трудом мир из привычного устава. Они распались на крупицы и потеряли ту тонкую, почти незаметную ниточку, дающую надежду собрать все воедино.

«- Дорогой Мистер Поттер. Приглашаем Вас прибыть в Школу Магии и Волшебства Хогвартс не позднее пяти часов вечера, первого сентября тысяча девятьсот девяносто девятого года. Смею надеяться, что Вы прибудете в замок традиционным путем, на Хогвартс – Экспрессе, а не на метле, автомобиле или ином, известном Вам виде транспорта. 

С Уважением директор школы Минерва МакГонагалл»

Они пережили слишком многих. Альбус Дамблдор покоится под белыми плитами на опушке Запретного Леса и больше уже не сможет дать ценного совета, достойного мудрого учителя, подсластив дурные мысли лимонными дольками. Разбитое об черную землю тело все еще ясной картиной утраты стоит перед глазами, закрывая белесой пеленой не твердый взгляд. 

Они потеряли слишком многих. Слишком много. Непозволительно. А что получили взамен? Свободу. Возможность наконец-то скинуть с груди оковы, плотно державшие грудную клетку в своих цепких объятьях. 

«- Почему ты ушел, Северус? Не дал мне возможности наконец-то понять тебя, сказать – спасибо. Почему ты не нашел нужным бороться? Пал смертью воина, ты решил, что исполнил свой долг. Мы никогда не стали бы близки друг другу, я знаю, Северус, но почему именно сейчас, когда наконец-то можно увидеть жизнь глазами обычного человека, ты поддался искушению стать на веки свободным и ушел? Я буду хранить в себе то невысказанное уважение, теплящееся в душе, пусть даже гнев и непонимание всегда будут ассоциироваться с тобой, мрачный Директор Школы. Я не спас тебя. Так же, как не смог спасти десятки других, невинных людей, которые просто мечтали о лучшей жизни, когда решили идти до конца, бороться за свое право на свободу и выбор. 

Он приходил ко мне в ту роковую ночь. Когда казалось, что я больше не открою глаза, он вел меня к правильному решению. Альбус Дамблдор не бросил меня даже после смерти, показав путь к настоящему, где пал мрачный Хозяин, где больше нет зеленой змеи, рассекающей черное небо над Запретным лесом. И я благодарен вам за то, что каждый по своему показал верную дорожку в тернистых ветках нелегкого бремени того, кому не посчастливилось выжить. 

Я пишу тебе чаще других, потому что знаю, что никогда не отдал бы этих писем истинному владельцу. Вспоминая вкрадчивый монотонный голос и запах шалфея с мятой, я знаю, что никогда бы не осмелился сказать тебе в лицо все то, что накопилось за месяцы, когда ты уже не можешь быть тут, с нами. И почему мне так важно доказать именно тебе, Северус Снейп, что я не сдался, не опустил руки? Почему я хочу знать, что ты все еще веришь в силу моего духа? Быть может потому, что ты положил на мою победу слишком многое? Беспрекословно доверив Дамблдору, и мне свою судьбу и ничего не попросил взамен. Сегодня я знаю истину твоего поступка, но это не умаляет моей перед тобой вины. Моего невыполненного перед тобой долга, который, я обещаю тебе Северус Снейп, когда-то отдам. 

Сегодня двадцать пятое июня все того же черного года и я пишу последнее в своей жизни письмо усопшим. Никто больше не посмеет потревожить ваш покой.»

Впереди всегда есть что-то. Это может быть стена, дорога или, быть может необъятное море. Ничто не заканчивается пустотой. Гарри Поттер долгих семнадцать лет не смел надеяться, что судьба может наконец-то подарить ему спокойное семейное счастье, любимую работу и голубое мирное небо над головой. Но война ушла. Она оставила неизгладимые шрамы на теле и сердцах тех, чьи волшебные палочки все еще помнят страх молодого неокрепшего духа, но так же подарила надежду на лучшие времена. Они перебороли боль и горе потерь, взяв за руки, друг друга. Прошли сквозь беспощадное испытание слезами, ночными кошмарами и ядовитыми сплетнями, расползающимися вокруг как дикие змеи. Они смогли. 

В летнюю ночь девяносто восьмого года мальчик который победил вдруг осознал всю глупость своих поступков. Он наконец-то понял, что дружба, которая пронесла через года войну, утраты, лишения , страх и надежду уже никогда не сможет просто уйти в небытие. Они на долгие годы остались друг у друга – друзья, соратники, близкие души, семья. Гарри Поттер перестал писать письма в мир тех, чьи души должны покоиться с миром. Перестал душить себя потоками горячего, но молчаливого алкоголя, который никогда не сможет притупить боль по-настоящему. 

«он мечется по супружеской кровати, сжимая хрупкую руку супруги, а после судорожно всхлипывает и затихает, под нежные слова Джиневры Поттер, которая молит всех Богов мира, чтобы дети не услышали нового приступа паники их Великого отца. Потому что он никогда не простит себе, что дал слабину перед теми, чье уважение важнее всех прочих мнений в мире. Гарри Джеймс Поттер давно перестал быть тем потерянным подростком, чьи слезы не успевали высохнуть на впавших щеках долгие семь лет жизни, которая больше походила на ад. И она готова оберегать все кошмары, что терзают его разломленную и склеенную на новый лад душу, потому что только так они смогли выдержать все невзгоды этой суровой жизни. 

Он сидит спиной к ней, вжимаясь широкими мужскими ладонями в лицо, и она точно знает, что он молит ее о молчании. Минуты слабости присущи каждому, но только мужчина, который когда-то победил, не смеет позволить себе столь дорогую роскошь. Когда-то он клялся ей, стоя на коленях, что никто и никогда более не смеет нарушить их покой и сладость семейной жизни. Ее муж сдержал слово, но как дорога оказалась цена этих слов. Он день ото дня бросает себя в самые опасные и горящие точки Магической Британии, навязчиво отлавливая один за одним тех, кто посмел переступить границу нерушимого закона. Абсолютно фанатичный работник, идеальный аврор, но таков ли идеален он как муж? Обещая ей спокойствие он забыл о любви и чувствах, которые медленно утихают в проруби одиночества. »

Все имеет свойство повторяться. Как бы не старались они создать идеальный, утопический мир, война найдет их в тишине и спокойствии размеренных дней. Кто знает, будет ли это третья волшебная война, или просто бойня на смерть, когда не будет сторон, правил и идей? Это поколение покалеченных судьбой людей уже не удивляется ничему, что падает каплями ядовитой реальности на их слишком рано поседевшие волосы. Они только яростно будут защищать яркое и красочное будущее своих детей, все еще помня те ужасные годы войны, когда не знали, где именно проснуться утром и будет ли этот день для них еще одним из многих или последний, роковым?

Обтянутый поствоенным синдромом как второй кожей. И вряд ли когда-то он сможет принять то, что уже, наверное, не столь нужен и важен, как был тогда, когда подставлял свои плечи под проклятья, пытаясь вырвать из руки недругов пророчество. Но их семьи не должны снова страдать. Каждый из детей закончит все семь курсов школы, не думая о том, что нужно спасать мир от ада, надвигающегося с неумолимой скоростью. 

Желтоватый пергамент с изумрудными чернилами покоится на заваленном бумагами письменном столе, играющий бликами отражений в круглых стеклах заношенных годами очков. Гарри Поттер криво улыбается, рассматривая такой не похожий на почерк Дамблдора, аккуратный, но с другим наклоном почерк Минервы Макгонагалл. Он помнит все замечания на исписанных ночами пергаментах, красные полосы ее чернил, и кто бы сказал, что через столько лет уже она будет просить его о помощи. Мистер Поттер. Как официально. Претенциозно. И совершенно не уместно в отношении директора и аврора. Они прошли вместе боль войны, холод пустоты, когда внезапно на мысли наваливается осознание произошедшего и уже не вернуть обратно ту даващую, но дающую дышать пустоты не восприятия. А теперь она снова хочет видеть его в школе. Бьет по лицу фактами исчезновений. 

“Ты знаешь, папа, а ведь я никогда раньше не писал писем для себя. Весточки друзьями, сухие письма сотрудникам, но никогда в пустоту. Ведь вы тоже не пустота. Я помню каждое мгновение проведенное с вами в оазисе туманного кладбища, когда силой своей любви и веры в меня не дали мне обмякнуть бездыханным телом под холодным     Avada Kedavra, брошенным как кость щенку перед смертью. Я помню, но снова и снова пытаюсь забыть, заливая обжигающий виски в себя вечер за вечером, год за годом. Мне кажется, что Джинни скоро уйдет от меня, опустошенная, сломленная и не осознающая, что истинная проблема кроется во мне. 

Сегодня утром на мой заваленный пергаментами и чертежами стол пришло письмо с официальным приглашением. Они хотят, чтобы я снова спас Хогвартс. Но я так устал спасать. Ставка профессора и возможность обследовать территорию школы, как будто бы что-то могло помешать мне сделать свою работу, будь она по настоящему моей. Почему я, папа? Почему она не просит старших авроров, министра магии? Зачем в очередной раз накликать на школу беду в лице того самого мальчика, который уже не один раз выжил?”

Он пишет короткое “да” и отправляет протрепанную сипуху, чтобы уже через неделю стоять за деревянным широким столом в Большом зале, плечом к плечу с Драко Малфоем, меланхолично обводящим холодным металлом взгляда просторное помещение школьного зала. Он сказал да, чтобы искупить вину перед самим собой. Как эгоестично, не правда ли? Гарри Поттер спасает школу ради своих грехов. А вечером в тишине, нарушаемой потрескиванием поленьев в камине продолжает медленно убивать себя таким лживым, обещающим покой виски.

о вас
планы на игру, пожелания: развивать персонажа в новых реалиях;
в случае ухода: это же Гарри Поттер, я думаю, вы разберетесь;
связь: почта рабочая;
пример игры:

тот самый пост

Широкие неровные капли растекаются по запотевшему стеклу старого окна, тонкими полосами блестящей грусти, настукивая неравномерную дробь непогоды, что тянет за собой холодный сентябрьский вечер. Каминное тепло тянется по комнате густым облаком уюта, но не проникает под ребра, не вплетается в сосуды, чтобы размягчить боль. Рон чувствует, как его пробирает боль, что ломит кости, раздражает рецепторы, жжется. Обижающее пойло цвета янтаря пробивает на кашель, ему вдруг жарко, лицо румянится, слезы расползаются по глазам, пробиваются сквозь зажмуренные веки, текут по покрытым россыпью веснушек щекам вниз, чтобы опуститься на губы. Он рефлекторно, как в детстве ловит кончиком языка чертовые соленые капли и жмурится крепче, потому что ненавидит плакать, как девчонка. Рональд Уизли уже не мальчишка, не весельчак, не чертов лучший друг Гарри Поттера, потому что больше не существует ни мальчика, что когда-то смог выжить ни их крепкой, вечной дружбы. Ведь нельзя дружить с мертвым, а Рональд уверен – Гарри поттер Мертв. Он все еще видит перед глазами грубое бардовое дерево гроба, чувствует на языке привкус плотной черной земли, слышит стук тяжелых комков, ударяющихся об дерево и лопат, что копали и копали, пока не исчезла в темноте чернозема крышка, скрывающая от всех умиротворенное лицо и холодное тело. Рон так и не смог пропустить сквозь себя эту боль как все, чтобы и слезы, и злость, чтобы пройти наконец-то стадии утраты, а после прийти к примирению с болью и жить дальше, нося где-то в груди, в гниющем бьющемся сердце только надежду и принятие произошедшего.

Рону кажется, что ночь никогда не закончится.
Мрак имеет оттенки зеленого внутри своей пустоты.

Мрак смотрит жестокими глазами смерти, раскрывает змеиную пасть раз за разом, когда клубится тяжелыми дымовыми парами над очередным домом, крича безмолвной змеей «смерть раскрыла свою пасть на очередную невинную жизнь, а вы так и не смогли что-то сделать. Слабаки». И Рон может только снова сжимать пустоту в кулаках, от чего на мягкой плоти остаются полулуния ногтей, сцеплять крупные зубы, чтобы не закричать от этого бездействия, доводящего до безумия, потому что он не привык сидеть на одном месте, не привык спасать себя в ущерб десяткам жизней. Но мир изменился до неузнаваемости, утратив прекрасные краски жизни и веры, когда потухли два зеленых мира, огромных, скрытых за круглыми стеклами очков. И они все вдруг перестали быть героями, одев на себя личины беженцев. Есть семья, разбитая в дребезги, разорванная болью утрат, есть друзья, чьи глаза краснеют от пролитых слез, с капиллярами треснувшими, с отекшими веками. Рональд ревет словно раненый лев, бьет в стены кулаками, рвется в бой и затихает, утыкаясь горящим лбом в холодные стены очередного безликого дома, что рассеялись десятками укрытий по всей стране. Хлипкие, не надежные, но у них нет иного выбора, только снова и снова собирать дешевые пожитки и прятаться в полумраке новой штаб – квартиры, моля Мерлина о том, чтобы он дал им шанс утром увидеть новый рассвет, розовым маревом растекающийся по мраку чужой улицы.

Рон хочет плакать, но молчит.
Жмет плотно губы, глаза жмурит крепко.
Рон тянет в себя новую порцию виски, кашляет снова, и снова пьет.

Порочный замкнутый круг, он помогает заглушить мысли, спать без кошмаров, наконец-то забыться в алкоголе и только по утру страдать от мигрени, давящей голову словно металлический шлем, который ни снять, ни ослабить. Но эта боль отвлекает от всего вокруг – укоризненных взглядов, тягостного молчания, очередных заплаканных глаз. Рон не верит, что все еще умеет трезво рассуждать, так зачем тогда вообще поддерживать свежесть рассудка, если можно утонуть в текилле, виски и забываться мертвым сном, чтобы в ночи к нему не приходили чертовы зеленые глаза, этот удушающий шепот «ты должен идти дальше, Рон» и новые непроизвольные мужские слезы, вовсе не скупые, как пишут в романах, но определенно соленые, сбегающие по щекам непрерывными потоками. Он не хочет больше плакать, но разве можно?

Замыленной тряпкой зеркало отражает в себе два пустых взгляда.
Зеркало не врет, оно только заставляет смотреть в реальность.

Они все еще не осознали, что стали опорой к распадающейся вере других, крепко спящих сейчас на верхних этажах заброшенного дома, кутающихся в спальные мешки, прячущихся во снах от боли настоящего, где каждый заголовок газеты кричит о новых законах, смертях, изобретениях жестокой, беспощадной власти.
- И что дальше, Невилл? Сидеть вот так по берлогам, охраняя собственные задницы? Он бы не смог прятаться, пока на улицах происходит резня – Рон кривится, слух слишком сильно режет правда, прочно скрываемая за молчанием. Никто не собрался с силами, чтобы на очередном бесполезном собрании огласить болезненную правду. Никто не может наконец-то взять на себя ответственность.

- Вы же чертовы лидеры, так давайте наконец-то перейдем к делу от пустых слов, а, друг? Или будем просто обмусоливать снова и снова реальность, которая не подождет, пока мы наконец-то соберем в кулак остатки смелости и веры, чтобы что-то сделать? – пальцы до боли сжимаются в кулаки, но он стоит на месте, на сколько может и снова ловит в зеркале чертово отражение. Бледные губы, сцепленные в плотный замок, щеки алыми пятнами покрыты от злости, он никогда не мог скрыть своих эмоций, слишком несуразный, слишком эмоциональный.

Рональд никогда не был стабильным.
Рональд так и не научился язык держать за зубами.