дата рождения: 3 декабря 1913; место рождения: Япония, Аокигахара; чистота крови: чистокровная, только кицунэ; к слову, девятихвостая;

образование: самое лучшее — мамино, домашнее; занятость: владелица магической гостиницы “Moonlight Mansion”, закрытой по состоянию на 2005 г.;

артефакты:
— Сфера кицуне — фамильный артефакт рода, представляющий из себя молочно-розоватую (“кровь с молоком”) сферу размером с очень крупную жемчужину. Является “хранилищем” магического потенциала и части силы Арисы и накопленных сил умерших лисиц-кицунэ ее рода. С момента пробуждения Мистера Муна в 2005-м, Сфера надежно сокрыта где-то в стенах гостиницы. Когда Ариса находится вблизи Сферы, ее магический потенциал и уровень способностей значительно возрастает. За счет Сферы также частично питается магия гостиницы. Однако если Сфера попадет в чужие руки, лиса будет вынуждена служить похитителю, не имея возможности причинить ему вред;
— Гостиница “Moonlight Mansion” (Ариса нежно называет его Mr. Moon) — здание гостиницы расположено вне магического Лондона и тщательно укрыто маглоотталкивающими и защитными чарами, наложенными еще по просьбе прежних владельцев гостиницы. Не будем также забывать о чарах, расширяющих пространство. Из-за древней истории, переплетенной с магией эльфов-домовиков, “осиротевших” после прекращения рода предыдущих владельцев, силы Сферы и магии кицунэ, гостиница, кажется, почти что начала обладать собственной волей. Чары, сплетенные в Мистере Муне, чаще всего сами определяют кого пригласить (в виде знаков, намеков, случайно попавшей в руки бумажки или донесшейся из ниоткуда фразы), а перед кем остаться глухой стеной. Функционировала во времена Первой магической Войны и несколько лет после, давая приют в основном тех волшебников, кто находился в отчаянном положении и кому больше некуда идти. В конце 80-х гостиница была закрыта и надежно укрыта от посторонних глаз. В середине осени 2005 года Ариса вновь пробудила гостиницу, но открывать двери посетителям пока не торопится. Мистер Мун капризничает и обижается на долгое отсутствие лисы не хуже Феликса и в текущий момент не безопасен даже для самой кицунэ;
— ”Банк страхов” — часть страхов, боли и переживаний, которые Ариса забирала у постояльцев гостиницы пока та функционировала, до сих пор хранится “прозапас” в личном схроне в стенах Мистера Муна. В качестве гарантии личной безопасности и, своего рода, охранной системы. В случае нападения в стенах гостиницы она сможет выпустить эти негативные эмоции и использовать их как свою защиту, обратив прогулку по коридорам здания в тот еще аттракцион ужасов;
— Огненные жемчужины — лисье-творные артефакты, являющиеся своего рода Бомбардой в жемчужной оболочке. Ариса носит одну-две с собой в качестве защитной меры.

характеристика“она испила всю кровь на губах, крутила ложь у себя на устах. послушай, мальчик, очнись, ты от нее отвернись и станешь первым, кто сделал это, гордись.”

сильные стороны: Ариса является интересным собеседником, прекрасной актрисой и талантливой танцовщицей, умелым охотником и сведущим травником, знающим какой отвар уймет жар, а какой распалит страсть. Свободно разговаривает на японском, английском и русском, недурно справляется с немецким. Но всех же интересует не это, верно? Множество легенд приписывают кицуне десятки талантов и способностей... Половина из этого, конечно, байки слабоумных крестьян. Но уж тем, чем ее одарила природа, Ариса, окропившая свой жизненный путь немалым количеством крови и чужой боли, владеет мастерски. Кицунэ является сильным эмпатом и иллюзионистом. Также впечатляют и ее таланты к огненной стихийной магии, пусть они и более скромны, чем к первым двум дисциплинам. - Эмпатия- Лиса может не только почувствовать эмоциональное состояние, но и влиять на него, успокоив или наоборот усугубив ситуацию, но и внушить (например, используя свои запасы страхов). Также способна забирать эмоции вместе с жизненной ци существа, что может привести даже к смерти, если Ариса вовремя не остановится; - Иллюзии - Качество и длительность действия иллюзий кицунэ, конечно, зависит от многих факторов: ее размер, детализированность, уровень концентрации лисы при наложении, а также последующее поддержание иллюзии. Арисе ничего не стоит скрыть иллюзией свою внешность и одного-другого спутника, и такие мороки могут держаться на протяжении нескольких дней. Но она так же может сотворить и иллюзию, которая вполне укроет собой квиддичное поле и будет оставаться достаточно реалистичной и достоверной вплоть до момента, пока вы не подойдете к трибунам едва ли не вплотную. - Огонь - Способна как создавать огонь, так и управлять уже зажженным пламенем. Избу, в которую так любят входить русские женщины, конечно, не потушит, но себя оттуда выведет без труда и травм. - Ариса также владеет тремя физическими формами (в каждой из них значительно чутче, быстрее и сильнее своего “не магического” аналога) - лисьей (основной), полуформой (что-то среднее между человеком и лисой) и человеческой. Для всего прочего есть иллюзии. - Умеет создавать “лисий жемчуг”, то есть заключать в компактную форму (“жемчужину”) ту или иную подвластную ей магию, которая может использоваться в защитных или атакующих целях; - Знает пути по Зеркальным лабиринтам Феликса Вагнера от одного его убежища к другому и даже умеет ими пользоваться. За счет того, что Ариса ближе к Тени и хтони для нее лабиринт не так опасен, как для волшебников, не знакомых с магией Тени, но и ей не стоит там задерживаться.

слабые стороны: Сколь много преимущество несет в себе ее происхождение, столь же много недостатков и неудобств вплетено в ее кровь. Так например: - Кицунэ не может жить без подпитки человеческой ци, потому что ослабеет, а то и умрет от “голода”. Чем больше использует магию, тем больше, соответственно, требуется подпитки. При этом Ариса предпочитает питаться негативными человеческими эмоциями, что также существенно ограничивает ее диету и возможности для охоты. При необходимости, конечно, может существенно снизить свои внутренние стандарты и подпитываться человеческой жизненной силой, но делает это в исключительных случаях; - В отрыве от своей Сферы магический потенциал Арисы существенно ниже, что (из соображений безопасности) фактически привязывает ее к собственному артефакту. А если (о, ужас!) кто-то завладеет ее Сферой, то Ариса будет вынуждена служить воле этого человека, не имея возможности навредить ему; - О, и чертов дым и собаки. Как же об этом забыть. Все собачьи не выносят кицуне и буквально сходят с ума в ее присутствии, зачастую проявляя нездоровую агрессию. А большое количество дыма правильно подобранных трав (например, полыни и аконита) могут “выбросить” кицуне из ее текущей формы в ее истинную - лисью, невзирая на все иллюзии и ухищрения; - За годы существования в мирах волшебников и людей Ариса научилась прекрасно изображать уместные эмоциональные реакции, но большинство из них в действительности чужды ёкаю, что, например, делает ее крайне странным собеседником для толкового легалимента. В общении зачастую полагается исключительно на свои таланты в эмпатии, “подслушивая” чужие эмоции и подстраиваясь под них; - Как и многие ёкаи, Ариса - ориентирована исключительно на собственное выживание и удовольствие. В ней силен эгоизм и голос инстинктов, которые бывает очень сложно перебороть (особенно сложно идти наперекор инстинкту самосохранения). Казалось бы, что страшного? Но на практике такой набор характеристик делает лису в истинной ее сути (без иллюзий, притворства и актерства) на редкость непереносимым созданием. И так себе матерью. Пусть даже и приемной. Но настоящий хаос начинается когда что-то касается Феликса Вагнера. Из-за (ради?) него способна на поступки, идущие вразрез не только с рациональным мышлением, но со всеми своими инстинктами. После того как решилась отдать несколько своих хвостов, чтобы защитить его, небезосновательно считает его своей слабостью и искренне боится оказаться в ситуации, которая может потребовать от нее большего.

---

родословная: Сэцуки — кицунэ, мать, убита охотниками на ёкаев; Сатоши Мацуда || “господин Мацуда” — ёкай, со слов Сэцуки мертв, но на деле к вящему недовольству Арисы очень даже жив; Акихико — кицунэ, первая дочь Сэцуки от человека, убита охотниками на ёкаев; Норико — кицунэ, вторая дочь Сэцуки от человека, убита Феликсом; Феликс Вагнер — ёкай [в понимании Арисы], якорь Арисы, ее константа; Александр Вагнер — волшебник, ребенок, признанный Феликсом [у людей принято называть в подобных случаях "приемным сыном"].

---

Даже капли крови ёкая достаточно, чтобы поглотить и вытеснить все человеческое. Ариса знала это, чувствовала с самого того момента, когда увидела его упражняющимся в магии после ранения на заднем дворе дома ее “отчима” Тэдео Ито в Японии. Феликс-сан. Она была еще совсем молодой лисицей, едва перешагнувшей порог 50-летия; любопытной, дерзкой… Завороженной искренностью и первозданностью Тени, что вспыхивала в его глазах и так послушно ластилась к его рукам. А он слишком отличался от всех, кого ей доводилось видеть до того. Да и когда-либо после.

Ариса поймет это годы спустя, когда их пути пересекутся вновь в Лондоне - кицунэ, за хрупкими плечами которой не первый десяток смертей во имя мести, и волшебник, когда-то спасший ее от печальной участи ее матери, убитой охотниками на ёкаев (по его вине, но разве же это имеет какое-то значение?). А поняв, добровольно шагнет в густые тени по левую руку от него, шаг в шаг следуя его путем к его цели. Это…увлекательно и волнующе. И пусть однажды это требует от нее самой дорогой жертвы, на которую она только способна - части магических сил и пары прекрасных хвостов, Ариса не отступает, пока пальцы Феликса не смыкаются на еще бьющемся сердце дракона, некогда бывшего волшебником. Сила убитого вплавляется в своего нового обладателя, меняя его, раскрывая истинную суть.

Кицунэ хотела, чтобы Феликс не покидал устланных алым троп ее жизни. Чтобы он был вечно. А если уж лиса чего-то захотела, то она это получит.

“Зачем?” Годами позже, глядя в глаза своего ёкая-отца, чья смерть была так пошло преувеличена Сэцуки, Ариса назовет это связью, которую ему никогда ни понять, ни достичь. Ледяной яд ее тона впитает песок его безразличия, с которым он день за днем будет беседовать с ней в одном из старых поместий Петербурга, где она и не пленница, но и не гостья. “Ты уверена, что он не назвал бы это “одержимостью злым духом?” И пусть она не доставит “господину Мацуда” удовольствия лицезреть на красивом лице хотя бы отблеск эмоций, этот вопрос стиснет сердце кицунэ ловчьей сетью неприятных воспоминаний о дне, в который она впервые покинула Феликса после событий, развернувшихся в драконьем заповеднике в Ключевской Сопке. И причиной стала не его злость на кицунэ, не его отчаяние и даже не участившиеся ссоры, имевшие весьма неэфемерные шансы закончиться смертью одного из них. И даже не его предполагамеый-сын, принятый Вагнером (мальчик в целом даже почти импонирует кицунэ). А брошенная в ядовитом запале фраза — “Не используй слов, которых ни ты, ни я не понимаем, Арис-са-сан”, — ставшая густым дымом полыни и аконита, выбросившим из иллюзий в истинное обличие. Лисье. “И правда”.

“Может спросишь его сам, Ото-сан?” — Ариса мягко выстелает свое раздражение шелком ласковой улыбки, укрывает веером почти позабытой японской вежливости, в которой когда-то была воспитана. Слишком хорошо уже знает, что “господин Мацуда” и ему подобные опасаются Феликса, и того, что кицунэ не выходит на площадь, а у кого-то, возможно, из головы. Настолько, что даже до сих  пор не определились, что именно им делать с тем обстоятельством, что кицунэ, которую давно уже нужно было по-хорошему убить за все ее, с позволения сказать, подвиги и выходки (в том числе, за неприличное количество магического потенциала, накопленного ее Сферой за годы “галантных ухаживаний” волшебника).  — “Не вижу причин лишать тебя этого удовольствия, Риса. Разве ты не соскучилась? Понимаю, с вашей последней встречи прошло не так много времени, всего-то год-другой. Или сколько ты уже кошмаришь своим вниманием бомонд постсоветского пространства? Собирайся, девочка, настала пора возвращаться домой”.

Кицунэ передергивает от его слов. От того, что зовет именем, которым к ней обращалась мать, словно подсмотрел ее мысли. И от этого она ненавидит "господина Мацуду" еще сильнее. Но Ариса была бы не Арисой, если бы придавала наставлениям родителей сколько-то большее значение. И не умела уходить от хвостов. К одному из известных ей жилищ Вагнера она приближается лишь несколькими месяцами позднее “теплого знакомства” с последним живым родителем. Ветер шевелит тяжелые пряди темных волос, запускает ледяные пальцы за ворот пальто, заставляет тоскливо скрипеть голые ветки деревьев в саду Юсуповского дворца. Дикое золото лисьего взгляда с вызовом и раздражением обжигает высокие окна кабинета Феликса Юсупова, который когда-то давно так полюбился ее дракону, что он даже поселился там, после вновь возвращается к вычерченным всюду у входов ловушкам на ёкаев, о которых “господин Мацуда”, конечно же, знал.

Ариса неспешно стягивает с озябших пальцев мягкую кожу черных перчаток, аккуратно убирает их в карманы пальто. Не торопится еще и от того, что прекрасно знает - ее появление уже не осталось незамеченным. “Ну что ж,” — Меж тонких пальцев мягко переливается в свете фонарей покатый бок лисьего жемчуга. — “Похоже путь домой будет несколько дольше, чем я предполагала.”

предыстория

Недавно пронесшийся ветер сорвал с ветвей деревьев, хмурившихся по обоим берегам скованной льдом реки, серебристый покрой инея. Швырнул его на черное стекло воды и погнал в неизвестность. И теперь сосновые исполины, зловещие и кривые, скрежетали и стонали в пронзительном молчании ночи. Та ночь была зловеща, точно смех заблудшей души. Смех безрадостный, полный извечной мудрости о тщете жизни и борьбы. Смех зимних духов, духов ночи и голода; достаточно опасных и сильных, чтобы заставлять нервничать даже взрослую лисицу. Но страх, что заставлял рыжую шерсть на загривке вставать дыбом, а темную кромку верхней губы злобно обнажать клыки, был вызван не заботой о себе. Как бы не была люта зима, Сэцуки, так ее звали, знала, что выживет. Но инстинкт, опережавший у всех лисиц опыт, шептал ей, что маленький комочек, жавшийся к ее животу под прикрытием трех хвостов, не протянет наедине с этими духами и десяти минут.

Ее младшую дочь, которой позднее Сэцуки  даст человеческое имя — Ариса, угораздило родиться на первых вестниках надвигающегося голода, в один из дней, когда зима и холод начинали набирать силу. И кицунэ, в отличие от обычных лис лишенная возможности положиться в вопросах пропитания на поддержку лиса-отца, беспокоилась, хватит ли на двоих той ци, что вдосталь напилась от отца Арисы, перед тем как уйти щениться в лес?.. Впрочем беспокойства Сэцуки быстро находят новую цель — излишнюю активность и смешную детскую свирепость младшей дочери. Мир ее пока еще был очень мал, ограничиваясь стенами логова; и она не имела ни малейшего представления о необъятности внешнего мира. Но жизнь в таких тесных пределах уже сейчас словно бы казалась ей тягостной. И тягостность эта постоянно толкала ее к исследованию их логова, а особенно — той стены, что отличалась от всех прочих. Она то искрилась светом, то обжигала бесконечной тьмой и холодом. За ней лисенку чудились неизвестные до того запахи и звуки. И все это манило Арису. А когда Сэцуки ловким толчком морды или ударом лапы откатывала дочь прочь от выхода из логова, уберегая от все еще свирепствовавших духов зимы, Ариса становилась все более дерзкой. Вибрирующее рычание досады и раздражения от опеки Сэцуки становилось все более уверенным, а иногда лисенок даже пыталась и огрызнуться на мать, вцепившись острыми зубками в ее шкуру.

Активность и инициативность Арисы, среди прочего, стали одними из причин того, почему запасы ци ее отца, накопленные Сэцуки, истощились быстрее чем та планировала. Подгоняемая страхом голода и лишенная возможности полноценно охотиться на людей, кицунэ меняет уже известную ей модель воспитания лисят — она выводит Арису на встречу духам зимы как только та достаточно крепнет, но все равно гораздо раньше, чем своих старших щенков, и, несмотря на риск, ведет ближе к человеческим жилищам.

Ариса с детства живет, наблюдая за людьми и их повадками. Стелет свой шаг тенями и редким шорохом высоких трав, впитывает и запоминает быт и устои, смех и крики, сочувствие и ненависть, стоны боли и удовольствия. Видя осторожное, разумное любопытство дочери Сэцуки начинает объяснять ей то, что Арису и сама чувствует — люди другие. Слабые, ведомые своими желаниями и эмоциями, потерявшие связь с магией и природой. Или и вовсе не имевшие ее никогда. Но все же они — источник драгоценной ци, необходимой кицунэ для выживания. В них есть то, чего нет в самой Арисе. Чего-то непонятного, постоянно ускользающего от ее понимания. И все же...Они — еда. Но еда опасная. Научившаяся давать охотникам отпор. И даже находить их, выслеживать, загонять в угол и жестоко убивать.

Ариса принимает правила игры этого мира, мирится с тем, что иногда охотник должен смешаться с добычей. Сначала из-за того, что слово матери, обеспечивавшей их выживание не один десяток лет, для нее закон. Позднее — скорее по привычке, которая движет ей пока не получен собственный опыт. Она достаточно рано для своего вида учится менять свое тело. Сначала в подростково-угловатую полуформу, длиннолапую, янтарно-рыжую и ужасно худенькую. После, сквозь внутреннее противоречие — в красивую молодую женщину. Однако если в лисьей форме и полуформе Ариса чувствовала себя достаточно комфортно, то на полноценное овладение человеческим телом и свойственными им навыками и привычками (вроде чтения, писания, быта) у нее уходит не один год. И причиной тому, вероятно, стало именно внутреннее противопоставление себя людям. Необходимость не только внешне походить на них, но и стать одной из них.

Вопреки советам матери, на первую охоту она идет до того как ей исполняется 50 лет (возраст, в котором щенки уже владеют своими силами в достаточной мере, чтобы считаться молодыми лисами, а не подростками). Ариса до сих пор помнит его черные злые уголья глаз, неприятный шершавый голос и внимательные, уверенные руки. Как помнит и силу и вкус его жизненной силы, что привлекли ее в первую очередь. Будучи достаточно молодой и неопытной, она позволила ему уловить ее образ, запечатлеть в сердце, прожженном лисьей магией. Всего на несколько минут, в которые он видел ее и смотрел на нее, а сердце так ново и приятно билось о хрупкие прутья решетки человеческой грудной клетки. Но достаточно для того, чтобы неделями после он вспоминал ее, звал, мучая ночами и себя и ее. Тогда Сэцуки положила перед дочерью короткий, но острый охотничий нож. Тогда Ариса научилась нести ответственность за последствия своих действий. В ту ночь она впервые ощутила кровь не на языке и не на янтарной шкуре, а на тонком беззащитном шелке человеческой кожи. И решила, что впредь будет умнее и осторожнее. Как и положено кицунэ.

Когда Арисе исполнилось плюс-минус 50 (ну кто в здравом уме точно следит за такими деталями?) и она весьма хорошо контролирует не только все три свои формы, но и весьма недурно для своего юного возраста владеет магией кицунэ, они с Сэцуки перебираются в небольшой городок у подножья Фудзиямы. Сэцуки достаточно быстро находит себе мужа — Тэдэо Ито, приятного работящего мужчину, служащего одним из смотрителей в национальном парке Фудзи-Хаконе-Идзу. Большую часть времени семья, состоящая из новобрачных и Арисы - «дочери от первого брака», как представила ее Сэцуки, проводит именно в национальном парке. В течение недели Сэцуки помогает Тэдэо в парке, Ариса с трудом пытается влиться в коллектив сверстников, а по выходным они выбираются на территорию соседних префектур на экскурсии или в походы по живописным местам. В общем ведут себя как идеальная семья. Со временем Сэцуки, убедившись в бесконечной преданности мужа, даже раскрывает ему их с Арисой натуру. Новости, конечно, шокируют Тэдэо...Но и жизни без Сэцуки он уже не видит. К тому же, что обрывать его жизнь в ближайшие годы она не собирается.

Арисе же выдвигается требование — искать пропитание самостоятельно и не прикасаться к Тэдэо. Кицунэ принимает его спокойно, уже чувствуя, что близится момент, когда случайно брошенный на мать взгляд не вызовет в ней никаких чувств кроме соперничества. Таков бич их натуры — две взрослые лисы не могут долго уживаться бок о бок, не споря из-за добычи.

Ариса крепла и развивалась, училась всему тому, чему могла обучить ее мать (охоте, магии, знанию трав и природы), прочнее вставала на землю как на своих четверых, так и на своих двоих. Жизнь шла своим чередом. Пока на их пороге посреди ночи не оказался тяжело раненный иностранец. Тэдэо настоял на том, что им нужно помочь ему. Сэцуки и Ариса — на том, что везти его в больницу бесполезно. В ранах его клубилась тьма, отравлявшая тело — верные следы столкновения с кем-то из магических существ. В ту ночь, обернувшись лисой, Ариса отправляется в лес, чтобы найти следы битвы или хоть какие-то зацепки о том, как незнакомец оказался здесь. Но ничего не находит, словно он просто вышел из самой ночи и без чувств рухнул у них под дверью, пятная кровью светлые доски. Сэцуки же, поддавшись уговорам мужа, пытается помочь незнакомцу, отправляя к нему одного из низших ёкаев местных лесов, известного тем, что может сожрать и переварить практически любую магию. Даже скверную. Когда Ариса возвращается на следующий день, мерзкая каменная жаба еще сыто булькает на груди у иностранца, доедая остатки скверны. Но дыхание его становится ровнее, а туман боли и страдания вокруг него — тоньше.

Ариса видит, что черноволосый незнакомец отличается от большинства людей в Японии. Не только своей непривычной угловатой внешностью и огромным ростом. Но есть в нем и что-то еще...Что-то, что делает его чуточку ближе к кицунэ и прочим ёкаям, чем к людям. Сэцуки, недовольно вытирая испачканные кровью тонкие руки о полотенце, поясняет, что незнакомец волшебник. Один из тех, о ком Арису уже не раз слышала и даже несколько раз видела издалека, но никогда вот так вблизи. И - говорит она, капризно морща красивый носик - учитывая обстоятельства его появления у нас на пороге, он скорее всего принесет нам только хлопоты. 

Мать Арисы была мудрой и проницательной матерой лисой, вырастившей на своем веку троих дочерей. И она очень редко ошибалась. Где-то спустя месяц на след Феликс-сана, восстанавливавшегося в их доме, вышли охотники за ёкаями. Они застали Сэцуки врасплох, поэтому битва хоть и была ожесточенной и кровавой, но все же недолгой. Фактически казнили и Тэдэо. Арисе же хоть и удалось выжить благодаря неожиданной помощи Феликса, но ночь эта глубоким каньоном оборвала прежний путь, которым она шла по жизни. И пустила быстрые лапы по пути Охоты и мести.

Как лукава и ехидна судьба. Случись нападение парой месяцев позже...Как знать. Возможно Ариса, окончательно повзрослев и порвав родственную связь с матерью, наблюдала бы за ее убийством как за смертью незнакомки, переживая лишь за то, что охотники забрали Сферу кицунэ — фамильный артефакт их рода, вмещающий в себя их силу и способный подчинить лису воли того, к кому она попадет. Но охотники напали раньше. И в последующие несколько месяцев нескончаемой кровавой охоты за их головами, лисой двигал не только расчет, но и жажда мести.

[align=center]Лижет лисица
Кровью пропитанный снег.
След самурая.
Лишив себя эмоций, Ариса месяцами выслеживала каждого из рода охотников, напавших на ее дом, обрывая жизни одну за одной. Кровь, струившаяся по янтарной шкуре, все больше вымывала ее яркий лучистый цвет. Чем дальше шла кицунэ по пути смерти и отчужденности, тем белее становилась ее шкурка — верный призрак злого беспокойного духа. И остановилась она только тогда, когда пальцы ее вновь коснулись мягкого лунного сияния Сферы, вмешивая накопленную за месяцы убийств и жестокости силу, все отобранные у охотников и их близких ци с тем, что веками копил ее род. Включая остатки магического потенциала матери, вернувшиеся после смерти в Сферу. Сфера откликнулась на прикосновение, признавая и принимая Арису, связывая ее с собой и передавая накопленную силу.

Из Японии первым вестником холодной зимы убегала уже не та янтарная любопытная лисица, а четырех-хвостая кицунэ, чья шерсть была лишь на тон белее снега.

Первое время Ариса скиталась по огромным просторам России. Но не найдя в этих огромных пустых просторах для себя достаточно приемлемого охотничьего угодья, двинулась дальше — в более компактную и густонаселенную Европу. Но нигде не задерживается надолго. В начале Первой магической она волей случая оказывается в Лондоне и...понимает, что она наткнулась на золотую жилу. Вся боль и страдания, ужасы и страхи, что принесла с собой война и братоубийство, стали для лисы роскошным пиром и отличным подспорьем для пятого хвоста. Устав скитаться, Ариса решает, что ей пора наконец остановиться и подумать о том, как обеспечить себе уютное жилье и стабильное пропитания с минимальным риском быть раскрытой. Решение приходит к ней, когда она случайно видит как ярко-фиолетовый трехэтажный зачарованный автобус возникает перед суетливыми волшебниками, явно пытающимися сбежать. Лиса тогда едва успевает сама отскочить с пути бешеного порождения чистилища и, метнувшегося с его пути вбок фонарного столба.

Ее план прост и изящен — продав практически все ценное, что у нее было, Ариса приобретает здание старой магической гостиницы, уже заброшенной из-за преждевременной смерти предыдущих владельцев. Используя силы Сферы и помощь осиротевших домовиков, которые так и не смогли бросить пустое здание после смерти рода своих предыдущих владельцев, кицунэ создает в этих стенах обитель для мятущихся и страдающих душ. Место, направления к которому так или иначе находят того, кому действительно нужна помощь и передышка, тому, кто страдает и ищет спасения или же поддержки и утешения. Ариса принимает их под своей крышей, развлекая приятной беседой, восточными лакомствами или стрельбой из лука по мишеням на заднем дворе. А по ночам, убедившись, что постояльцы крепко спят (в этом, к слову, помогают легкие успокоительные сборы личного составления), кицунэ приходит и забирает их страхи, боль и страдания. Как говорится, и люди были целы и лиса была сыта. 

Пока на ее пороге не появился незванный гость.[/align]

о вас
планы на игру, пожелания: учитывая специфику персонажа - в основном личные сюжеты. Вливание в сюжет - редко и ограниченно;
в случае ухода: была я извечно и вечно пребуду;
связь: лс;
пример игры:

тот самый пост

Это была глушь — дикая, прячущаяся за заиндевевшими пиками голых деревьев. Промерзшая до самого своего сердца — небольшого, мягко пульсировавшего жизнью поселения. И все же что-то живое двигалось в ней и бросало ей вызов. Вдоль замерзшего русла безымянной речушки, увязая в снегу, пробиралась тройка охотников. Словно три упрямые стрелы, пущенные в самое сердце. То самое, затерявшееся в густых лесах и укрытое угрюмыми стенами скал. Оно манило и звало к себе детей своих уютом, знакомым каждому из них с детства. Ароматами жареной рыбы и целебных трав, ворчанием сторожевых собак, смехом детей и щелканьем тренировочных деревянных мечей. В безымянном поселении младшей ветви рода Ямаока располагался их дом. В разное время каждый из них рос и обучался здесь всему, что должен знать жнец, охотник на ёкаев.

Глушь не любила движения; она ополчалась на жизнь, ибо жизнь есть движение. И тем самым превращала безымянное поселение в призрака. Местную легенду о деревне, которой нет. А угрюмые скалы, иссеченные внутри десятками тоннелей, дарили жнецам, их детям, старикам и выбравшим путь очага женам легкое отступление и безопасность. Устройство убежища было идеальным, неприступным. И все же глава Мэнэбо велел троим охотникам отправиться туда, неся весть о мстительном духе, уже несколько месяцев терзавших их род, словно голодная волчица. Или, вернее сказать, лиса.

Поначалу она действовала как любой гнусный трусливый ёкай. Неслышной поступью, боком, ступала она из темноты ночи в круг, освещенный светом домов или костров жнецов. Скользила на грани человеческого зрения, трусливо и в то же время дерзко. Скалила зубы, словно улыбаясь ласковой вкрадчивой улыбкой, напускной простотой своей поимки выманивала за собой, уводила людей и зверей туда, откуда они уже не возвращались. Но с каждой загубленной душой становилась все более дерзкой и изощренной. Через несколько месяцев стало понятно — она лишь изучала их, искала тропы и норы; кружила, почитая весь род Ямаока за свою добычу. С недавних пор ее нападения участились, стали менее звериными. Словно напившись на первое время их крови, наконец вернула себе лисью расчетливость, что делала кицуне опасными противниками.

Так в начале месяца в одной из укромных стоянок, которые жнецы обустроили на полпути перехода от префектуры Канагавы в Сидзуока, были найдены два охотника. Опытный Кэтсеро и его еще зеленый ученик Сора. На телах не было ран, но вне сомнений — умирали они в мучениях, щедро подкармливая тварь своими страданиями.  Боясь, что отрава оказалась в запасах еды, четверка жнецов, нашедшая трупы, уничтожила все съестное. И даже перетряхнули каждый комплект одежды и каждый футон, перевернули все с ног на голову на случай, если хитрый дух припрятал отраву где-то еще.

Как жаль, что это им не помогло. Единственный выживший, пожилой уже Хикэру, после рассказывал, что тварь, должно быть, каким-то своим звериным чувством нашла источник, воды которого пополняли колодец подле убежища, и отравила его воды. Спустя всего двадцать минут скудного ужина из вяленого мяса и чая из личных запасов Хикэру, у его спутников пошла кровь ртом. Самого же жнеца спасла только беспокоившаяся кобыла, всхрапывавшая и рвавшаяся прочь с привязи у входа. Провозившись с животным, мужчина подоспел лишь к остывающему чаю и корчившимся в муках соратникам. Всю ночь, сжимая белыми от ярости и напряжения пальцами рукоять катаны, ждал он, что дерзкий ёкай придет к своей ловушке, чтобы добить тех, кому и так суждено отправиться к праотцам. Заберет их лакомое ци. Он готовился убить тварь или же дорого продать свою жизнь. Но безымянная кицуне не появилась, отказав старому войну как в славе, так и в почетной смерти.

Сомневаться не приходилось. Тварь готовила нападение в другом месте.

И правда. Следующий "укус" ее не заставил себя ждать. И был он еще болезненнее предыдущих. Одна за другой жертвами лисы пали три провидицы рода, помогавшие жнецам находить ёкаев "в поле", вне стен Убежища, и их сопровождающие. Не ожидавшие такой дерзости Ямаока не успели перестроить свои ряды и привычки, усилить защиту ценных для них носителей магии. И больно поплатились за это. Хоть и осталась жива последняя, но вряд ли могла еще когда-либо сослужить службу жнецам. Бедняга заикалась и едва могла теперь связать два слова. Оставалось лишь гадать о том, что же показало ей чудовище, чем сгубило молодой разум.

Но Ямаока быстро учились на своих ошибках. Во все поселения старшей и младших ветвей рода быстрыми стрелами были отправлены отряды вестников. Всюду несли они скорбные вести и спасение, пока лучшие охотники встали на след двухвостой. Выследить, загнать и убить. Пока не успела отъесться сильнее их кровью и жизнью. Был отправлен и отряд в Убежище.

И пусть непогода и удаленность Убежища делала дорогу мучительно медленной, каждый из трех жнецов был спокоен. Слишком хорошо укрыто и спланировано поселение, слишком далеко расположено и слишком давно истреблены вокруг все ёкаи, которых могла бы использовать себе в помощь хитрая кицуне. Вот только в знакомых с детства лесах чудилась им перемена. Настолько непонятная для них, что они гнали себя вперед, решив не останавливаться на привал перед последним тяжелым отрезком пути. Что-то случилось. И чем ближе подходили они к Убежищу, тем тяжелее становилось на сердце. Сначала они не могли понять, что именно. Но стоило ветру смениться, догадались: хоть издалека Убежище и выглядело спокойным, от него тянуло приторной горечью и гарью занимавшегося пожара.

Выбиваясь из сил от спешки, ворвались жнецы в родное поселение. Трескучее и яркое как только что зажженный костер. В гуле разгорающегося пожарища несся нестройный скорбный стон, то здесь, то там виднелись растерзанные тела. Дрожащей слабой рукой старик-травник укажет в сторону горных хребтов, расскажет о том, как ночь за ночью приходила к их домам тень, обличенная в шерсть цвета блеклого золота. Сначала пожгла запасы еды, после начала постепенно вырезать в лесу охотников и гонцов, пытавшихся выбраться, чтобы дать знак старшей ветви рода. А потом, вконец обнаглев, стала нырять в деревню словно лиса в курятник. Раз за разом становясь все агрессивнее, вырезала жителей целыми домами. Оборачивала удаленность и укромность Убежища против запертых между лесом и скалами людей. На излете второй недели, начавшие мучаться голодом и изрядно поредевшие ряды защитников столкнулись с другой напастью — нашествием обнаглевших волков, привлеченных то ли непогребенными трупами в окрестных лесах и голодом, то ли темными проделками лисы.

Она же пришла с рассветом, на стыке пересменок стражей. По взмаху трех гибких хвостов на бумажных окнах занимался огонь, а по улицам поселения стелился вязкий туман отчаяния, бороться с которым было сложно даже опытным охотникам. Впрочем...многие из них оттого и жили в Убежище, что давно одряхлели и были не так сильны и прытки. А большинство молодых забрала либо тварь, либо ополоумевшие волки. Однако казалось, что в этот раз лиса спешила разделаться с оставшимися людьми. Что-то одно ей ведомое подталкивало гибкое быстрое тело вперед, торопило, лишив бывшей осторожности и терпения.

И она ошиблась. Терзая тело последней провидицы рода Ямаока, увлеклась сладостью и жаром крови, залившей пасть и морду. Утонула в диком танце, с каждым опасным па которого на теле несчастной женщины становилось все больше страшных рваных ран. Словно бы обезумела, терзая и терзая уже бездыханное тело с иступленной ненавистью, позволяя двум стрелам, одной за другой, войти в бок и спину. Тварь визгливо взвыла, пошатнувшись на длинных худых лапах, но устояла и спешно бросилась прочь под прикрытие леса.
Найти кровавый след на вытоптанном, изрытом снегу не составило труда. Трое жнецов, не теряя времени, бросились по кровавой тропке, которую кицуне пыталась путать только первые несколько верст. После, выбиваясь из сил, неслась вперед все более короткими и тяжелыми рывками, заваливаясь на левую сторону. Похоже, что стрелы, наконечники которых были вымочены в особом сборе трав, настоянных на моче, пробили правую сторону тела ёкая, запечатывая в переходной полуформе и не давая начать исцеляться или принять истинный облик, в котором была бы куда быстрее и незаметнее.

И вот, наконец, они нашли то, что искали. Нашли в пятнадцати минутах ходьбы от поселения вверх по течению ручья, скованного льдом в это время года. В одном месте высокий каменистый берег нависал над ручьем. Буйные воды за века выточили в породе узкую трещину и образовали там небольшую пещеру, наверняка соединенную со сложной системой природных тоннелей, изрывших местные скалы. Эта находка объяснила охотникам неуловимость кицуне — найдя ход в тайные лазы жнецов, она, наверняка, использовала их для того чтобы быстро перемещаться внутри и вокруг Убежища.

Внимательно оглядев место, где следы крови терялись во мраке пещеры, старший из жнецов — юркий Изори с быстрыми узкими ладонями и внимательными злыми глазами, приказал двум другим, Хизэо и Шуичи, обойти окрестности, чтобы убедиться в том, что из пещеры вблизи нет другого выхода. Когда те вернулись с отрицательным ответом, троица бесшумно двинулась внутрь. Первые шагов десять им пришлось едва ли не протискиваться, потом стены, то тут, то там перемазанные кровью, раздались в стороны и вверх. След вел глубже под землю, где тихо и темно, где пахло пылью. Глаза Изори полуприкрыты, чтобы быстрее свыкнуться с темнотой, а шаги по древним породам быстры и невесомы. Разделившись с другими жнецами, отправившимися проверять левое ответвление пещеры, он тенью скользил сквозь нетронутый мрак, прислушиваясь. Пока не нашел то, что искал — низкий вибрирующий звук, похожий на отдаленный скулеж, шелест возни.

Длинная фигура с тремя хвостами (ведьма, значит и правда стала сильнее!), покрытая бледно-золотистой шерстью, сгорбившись сидела у витка ручейка, в прошлом достаточно полноводного и мощного, чтобы проточить эти лазы, а теперь — мелкого и мутного. Странно заведя руки за спину, тварь шевелила длинными узловатыми пальцами, похоже, пытаясь сквозь боль дотянуться до торчавшей из-под лопатки стрелы. От каждого движения ёкая кровь новым толчком выплескивалась из раны, заливая слипшуюся грязную шерсть. Изори, мимоходом отмечая как странно уродлив и вместе с тем притягателен силуэт лисы, отчасти сохранившей в себе и линии стройной девушки, которой тварь могла бы обернуться, чтобы сбить их с толку, не застрянь в ее теле заговоренный металл, с тихом шелестом извлек меч из ножен. Тварь вскинулась, дернулась всем телом, оборачиваясь на шум и от этого заваливаясь на одно бедро. Вспышка, блеск и скрежет. Изори напружинился, быстрой тенью бросившись вперед. Вытянутая морда кицуне, казалось бы, выглядела удивленно и в месте с тем...умоляюще? Не колеблясь, жнец взмахнул мечом, нанося твари ужасающий удар, от которого скрипнула, хрустнула и вскрылась кожурой спелого ореха узкая грудная клетка.

Брызнувшая в разные стороны кровь смывала морок, обнажала правду. Вместо блеклой грязной шерсти — испачканное кровью кимоно, вместо вытянутой лисьей морды и клыков — перекошенное страданием и изуродованное мольбой лицо молодой девушки. Изори знал ее. Вот только...по словам старика она должна была быть уже мертва. Растерзана кицуне на рассвете этого дня, как раз тогда, когда стрелкам удалось..."Вот ведьма," — чутье бросило гибкое тело охотника вбок и вниз. Воздух в том месте, где еще буквально долю секунды назад была его шея, рассекли страшные острые когти.

Лиса не стала преследовать упавшего на пол пещеры жнеца, не попавшись на уловку его кажущейся неудобной и беззащитной позы. Отпрыгнула пружинисто назад, не позволяя достать себя острием меча. Как-то вдруг затроилась в глазах, подернулась вся странной рябью, рассыпаясь на три идентичных силуэта. Заметалась по пещере, окружая мужчину и не позволяя уследить за тем, где же именно ее истинная форма. Японец крутанулся, отгоняя тянущуюся к его боку клыкастую морду, первый натиск сдержал, не отступив ни на шаг. Поднырнув, кольнул вторую фигуру в золотистое пузо. Лиса безмолвно осклабилась и растаяла в воздухе. Две другие одновременно бросились вперед, не давая вывернуть руку для нового удара. Одна тварь бросилась вперед слишком уж очевидным маневром, вторая же напротив, пользуясь тем, что ее тень очевидно представляет большую опасность, попыталась рассечь мышцы под коленями жнеца. Положившись на инстинкты, Изори ударил вторую тварь рукояткой меча по морде, рассудив, что эта и должна быть настоящей.

Рукоять ухнула вниз, не найдя сопротивления, а мир охотника пошатнулся, заваливаясь вниз. Где-то под ребрами взорвалось жаром и болью, в нос ударило зловоние смерти и свежей крови. Кицуне, опрокинувшая жнеца на спину, выпрямилась, изучая бесстрастным взглядом золотистых глаз его стремительно сереющее лицо. А после потянула воздух носом, осклабилась беззвучно и щелкнула клыками в воздухе, словно ловя что-то. Первобытный ужас, сковавший тело и душу Изори, заставил его дернуться из последних сил. Он знал, что делала тварь. Забирала саму его душу, его ци.

Большая кровопотеря быстро иссушила тело, которое Ариса прижимала к холодному полу пещеры. Его попытки сопротивляться, хоть и подпитанные искренним ужасом, быстро ослабли, а вскоре и вовсе затихли. Поймав когтями последний клочок тумана чужой ци, лиса быстро отпрянула, прислушиваясь. Отряхнувшись, провела лапами по гибкому телу, принимая облик Изори. Прячущийся в тенях пещеры последний из трех хвостов, точно взмах веера взметнул в воздух густую пыль, оседающую на тело японца новым мороком. Человеческое тело вытянулось, истончилось, покрылось бледно-золотой шерстью.

Ариса пробно шевельнула губами, жалея, что нет времени вжиться в роль жнеца. Под прикрытием одного из каменных выступов, сгорбилась на полу, держась за бок, одежда на котором быстро пропитывалась кровью.

Впереди ее ждала еще не одна схватка. И не один сытный пир.