дата рождения: 01.03.1982; место рождения: Лондондерри, Северная Ирландия; чистота крови: полукровка;

образование: Хогвартс, Рейвенкло'2002; занятость: кондитер в Кафе мадам Паддифут, музыкант;

артефакты:
- Волшебная палочка: граб, сердечная жила дракона, 11 дюймов, упругая;
- Метла «Молния»;
- Самопишущее перо, купленное в одном музыкальном магазине и зачарованное записывать ноты вслед за инструментом или голосом. Само чертит нотный стан, умело фиксирует тональность и размер, даже делает сноски с указаниями характера исполнения. Минус лишь в том, что перо воспринимает не все и не всех: оно явно отдает предпочтение струнным инструментам и женскому вокалу, что в случае Паскаля, в общем-то, не имеет смысла. Да и Бирн по-любому привык записывать все сам и не стал сильно расстраиваться после обнаружения этих недостатков;
- Радио, которое еще отец Паскаля приобрел в маггловском магазине, но после экспериментов с магией и звуком оно стало чутко реагировать на настроения в доме и включать соответствующую волну. После появления в жизни самого Паскаля музыкального проигрывателя и страсти к винилу радиоприемник поумерил свой пыл, но в нужный момент все равно сам включается, меняет станции и выключается;
- Всевозможная магическая кулинарная утварь, которой Паскаль, тем не менее, предпочитает маггловскую.

характеристика
“- Вот мой секрет, он очень прост: зорко одно лишь сердце. Самого главного глазами не увидишь.
- Самого главного глазами не увидишь, - повторил  Маленький принц, чтобы лучше запомнить.
- Твоя роза так дорога тебе потому, что ты отдавал ей всю душу.
- Потому  что я отдавал ей всю душу... - повторил Маленький принц, чтобы лучше запомнить.
- Люди забыли, но ты не забывай: ты навсегда в ответе за всех, кого приручил. Ты в ответе за твою розу.
-  Я  в  ответе  за  мою  розу... - повторил Маленький принц, чтобы лучше запомнить.”

сильные стороны: - Он хороший. Верит в чистоту человеческой души и золотое правило обмена добром. Его сердце огромно и вмещает очень многих. Война несомненно оставила отпечаток – засела в морщинке на лбу, в уголках рта; но он не потерял свой источник света и бескорыстно делится им с каждым, бери не хочу. И к людям, и к животным, и к растениям и предметам он относится со всей ответственностью, даже с некоторым трепетом. Считает, что этот дар безусловной любви и потребности защищать спас однажды несколько жизней – и несомненно спасет еще. - Слухач; музыка для него как воздух, и это не сомнительное клише, он действительно слышит ее во всем и способен раскладывать сразу на нотном стане. Он не ищет новые звучания, потому что они находят его. Паскаль играет как минимум на шести инструментах, не включая собственный голос, но уверен, что дай ему в руки что-то новое, он довольно скоро разберется. Играет, пишет, реже – поет, своего голоса как будто немного стесняется, но вы точно будете под впечатлением, если когда-нибудь услышите. - Чудесно готовит. Виртуозно владеет кондитерским ремеслом и неспроста выбрал такую работу, ведь за любым талантом в первую очередь стоят не фантазия и не аккуратность, которые, впрочем, тоже очень важны. Но ключевую роль играют все же любовь к делу и способность вложить в него душу – и это первое, чему его научила на кухне матушка. - Любознательность, усидчивость и отличная память. В школе Паскаль хорошо учился, без зубрежки и не прилагая больших усилий. Ему интересно узнавать новое, и это выделяет его и как собеседника: он будет с увлечением слушать все, что вы ему рассказываете, и не удивляйтесь, если через месяц, а то и полгода он участливо поинтересуется, как поживает ваша бабушка, чем закончилась история с Эбигейл и понравилась ли поездка в Аризону. - Билингв, как и сестра. Матушка дома почти всегда общалась с детьми на французском, и некоторые слова и выражения так плотно засели в памяти, что их он произносит с ее интонациями. Как у любого музыканта, у него есть склонность к изучению языков, но не то чтобы он много и часто копал в эту сторону. - Весьма рано для волшебника научился создавать патронуса: длиннохвостую синицу.

слабые стороны: - Пожалуй, все же не в меру доверчив. В нем почти отсутствует здоровый скептицизм, как правило, защищающий людей от самых разных проблем, будь то чья-то алчность или свое разбитое сердце. Паскаль не глуп и довольно проницателен, и на обман наивно не поведется, но уж слишком он порой верит людям и с радостью встает на их сторону, руководствуясь разве что элементарной моралью и собственным пониманием добра, но иногда, редко, и на это закрывает глаза, оправдывая чье-то скотское поведение – просто потому что верит в хорошее. Быстро и сполна он вверяет всего себя, с такой же легкостью влюбляется, а потом тоскует. - В своих мыслях может закопаться настолько глубоко, что совершенно выпадает из реальности. Особенно в моменты вдохновения он некрасиво рассеян и забывчив. Может позабыть, куда положил ключи, и двадцать минут их искать, даже не подумав об Акцио. Может не прийти на встречу, потому что потерял счет времени и самого себя, полностью растворившись в своем занятии и фантазиях. - В моменты тревоги и опасений совершенно непрактичен. Не умеет сохранять спокойствие, долго соображает или начинает без умолку болтать, и бывает, что становится чрезмерно назойливым. Последние годы – и особенно сейчас это проявляется в отношении его сестры, которой не нужно столь настойчивое и докучливое внимание с его стороны, но он ничего с собой не может сделать. - При всей рассудительности крайне тяжело принимает решения, подолгу взвешивает, сомневается и рефлексирует, пока ситуация не станет критичной или просто не решится за него. В свое время именно это оставило его на скамье запасных в сборной факультета (а впоследствии и оттуда вычеркнуло), хотя летает он неплохо – командный игрок из него оказался посредственный и медлительный. Да и, что уж там, изнурительным тренировкам он всегда предпочитал свежие пирожные и уютное сидение в библиотеке. - Вполне себе счастливый обладатель ряда дурных привычек: курит сигариллы, причем обязательно с вонючими ароматизаторами, и собирает всевозможные вещицы, патологически окружая себя как волшебным, так и маггловским, собственно, хламом.

родословная:
Жаклин Бирн (ур. Симон) – мать, 1959 г. рождения, полукровна, кондитер;
Томас Бирн – отец, 1955 г. рождения, чистокровен, ведущий на волшебном радиовещании;
Беатрис Бирн – сестра, 1990 г. рождения, полукровна, студентка 5 курса Хаффлпаффа.

В умении слушать, пожалуй, и заключается его талант, сверхсила, дар от феи-крестной при его появлении на свет: Паскаль слушает и слышит, никогда не перебивает, в каждую судьбу вовлекается с искренним, неподдельным интересом, с мягкой улыбкой принимает чужую исповедь и не исчезает после, помогает советом, поддерживает словом, слушает внимательно и слышит между строк. Говорят, что рассказчик он тоже фантастический, но сам он смущенно признается, что только повторяет услышанное. Да, он с юных лет слышит куда больше, чем любой другой человек, и это сильно отличает Паскаля от других детей, потому что в чужих рассказах, в историях других людей он проживает собственную жизнь, такой не по годам мудрый и прозорливый.

- Чтобы ягоды не оказались на дне пирога, присыпь их чем-нибудь, милый. Мука, корица, любой порошок.
Лоб он вытирает тыльной стороной ладони, но все равно умудряется размазать по лицу муку. Пока матушка, запрокинув голову, двигает баночки в поисках корицы и напевает на французском, он встает на табуретку и достает с верхней полки какао-порошок.
- Тогда давай какао?
Свободные руки он снова занимает тестом, чувствуя с ним какое-то удивительное сходство: оно так же чутко реагирует на мамины песни и под звуки ее голоса становится мягче, податливее, послушнее.

Он слышит джаз в дожде, стучащем о подоконник, слышит надрывный блюз октябрьского ветра, мелодии звучат во всем, что его окружает, будь то строгие полифонии больших, шумных городов, или хрустальный звон пустых комнат.

Да, слышит он не только слова: музыка сопровождает его, куда бы он ни шел, что бы он ни делал. Паскаль слишком поздно учится нотной грамоте, но именно это позволяет ему облекать то, что он слышит, в визуальную форму, формулы, которые он с этого момента записывает на всем, что попадется под руку, потому что никогда не знает, повторится ли она, повторит ли он по памяти? Об утерянных мелодиях он скорбит, как о живых людях. Порой он пишет партитуры для нескольких инструментов, а бывает, что и для целого оркестра, и в эти моменты музыка заполняет его, как чашу, до краев, и выливается на нотный стан витиеватыми закорючками нот, только успевай записывать.

Так, одним утром, посреди аритмичной песни гремящих тарелок семилетний Паскаль улавливает бодрый мамин голос и ее смех, как щебет весенних птиц и звон бокалов в праздники. У него будет сестра! Он кривит нос и заламывает запястья, потому что знает: нет ничего хуже девчонок. Это слезы во все стороны, забитый волосами душевой слив и квинтэссенция бессмысленности. И все же, когда Беа входит в его мир, он, завороженный, исполненный любовью настолько нежной, что не смеет даже прикоснуться, каждый день играет ей на флейте и выращивает на заднем дворе их дома в Лондондерри розовые кусты, чтобы к моменту первых шагов у девочки был свой сад.

Беа, милая Беатрис, его храбрая и волевая Беатриче, бойкий воробушек: цепкий взгляд, крепкий хват, колкий нрав. Вся из острых углов, коленки и локти, ум и язык. Она его верная спутница во всех приключениях, участница всех рассказов и песен, и принцесса, и рыцарь, и дракон в одном милом лице. Истории о Хогвартсе будоражат ее воображение не меньше сказок о давних временах и далеких звездах.

А Паскаль говорит о том, что слышит сам. О том, как ворчливо скрипит Шляпа, отправляя его на Рейвенкло (Папа говорит, на ирландском наша фамилия значит «ворон»! Здорово, да? Ты подрастешь и тоже поступишь на наш факультет!), о торжественном стуке молоточка у входа в его гостиную – без правильного ответа ни за что не войдешь (Что тяжелее: фунт перьев или фунт кирпичей? Ты не знаешь, что такое фунт? Это мера веса! Что такое вес? Ну...). Он умело вторит интонациям преподавателей и под заливистый смех изображает волшебных зверей и птиц. Паскаль пересказывает сестре истории привидений, благодарных неожиданному и столь внимательному слушателю. И рассказывает, как свистит в ушах ветер и птицей трепыхается в груди сердце, когда летишь через стадион – и, наверное, эти истории отныне становятся ее любимыми.

- Паскаль, сделаешь перед отъездом миндальные круассаны? Сразу ящик!
Он ерошит волосы сестры, а та даже не думает дернуться в сторону, наоборот, словно льнет к его руке. Хогвартс-экспресс еще не увез его на четвертый курс обучения, а малышка уже скучает.
- Попроси маму, она сделает тебе в любой момент.
Беа знает об этом и потому молчит. А Паскаль знает, что в каменных стенах Хогвартса будет скучать по ней не меньше.
- Хорошо, хорошо, сделаю.
- И привези из Сладкого королевства ореховую нугу и карамельные трости, договорились?
Это уже будет Рождество. Сейчас, когда из окна видны персиковые розы и лазурная синь неба, совсем не верится, что вернется он только зимой.

Паскаль хорошо учится. Он тих, но говорит распространенными предложениями. Задает много вопросов, но преимущественно самому себе. Если в детстве казалось, что у него мышление взрослого, то чем старше он становится, тем чаще люди склоняются к тому, что мыслит он, как ребенок. В космических масштабах глобально, когда вокруг рассматривают детали; указывает на подробности, когда они не очевидны за общей картинкой; одним словом, он рассуждает нестандартно и этим, видимо, пришелся по душе факультету. И людям – его не иссякающий внутренний свет, как маячок, притягивает, а открытость и искренность побуждают быть таким же в ответ. С душой нараспашку, с сердцем, как Данко, отданным любому, кто попросит, он легко заводит друзей и влюбляется в каждого – чуть-чуть, достаточно, чтобы изо дня в день ощущать рой мотыльков в животе, писать музыку, пускаться в безбашенные авантюры и просто любить жизнь во всем ее многообразии. Ему никогда не нужно искать вдохновение, Паскаль сам живой источник, и его яркая, живая мечтательность требует лишь новых историй. Пока он еще мальчик, однозначно талантливый и умный не по годам, много читающий, цитирующий Кристофера Марло и с упоением слушающий Шопена и Рахманинова, но он мальчишка, и его детскость проявляется во всем. Он наивен больше, чем следовало бы, робок настолько же, насколько дерзок. Он коллекционирует маленькие безделицы, привлекшие его внимание, и всегда носит с собой горсть леденцов и конфет в карманах. В его глазах крапинки, на плечах веснушки, на ладонях чернильные пятна, а на лице почти всегда улыбка. И каждый тянется к этому его неподдельному интересу, к лучистому жизнелюбию и способности поддержать разговором и делом, вдохновить.

Когда на школу обрушивается война, он уже считается старшекурсником, но, Господи, как же он напуган. Паскаль натянут, как струна, готовая в любой момент лопнуть, но изо всех сил держится – исключительно благодаря искренней любви и поддержке к другим, к нему. Он не хочет войны больше всего на свете, он хочет объять и защитить каждого ученика и преподавателя, лишь бы эти каменные стены Хогвартса больше не видели всех издевательств, не слышали слез. Каждый день в такой родной, теплой и разноцветной Выручай-комнате, где ютятся ученики всех факультетов и курсов, он неизменно играет на гитаре и поет, помогая тем, что во все времена объединяло людей и поддерживало боевой настрой – музыкой. Его личная струна все же лопается, когда Амикус Кэрроу вынуждает его использовать на однокурснике Круциатус, и несколько дней он попросту не может остановить слезы и дрожь. Это событие лишает сил и возможности собраться, он гаснет и затихает. До битвы и эвакуации из школы память подсовывает лишь замыленные фрагменты, и во всех он стоит столбом и молчит, мечтая заткнуть уши, но все равно, как всегда, слушая и слыша. Паскаль знает сотню заклинаний, но ни одного нужного, и стоит побледневшим пятном посреди темного коридора, оцепеневший от ужаса, пока к его мантии не прибивается первокурсник; в этот момент его избитое, израненное сердце, его потребность защитить всех этих детей, несправедливо оказавшихся здесь и сейчас, заставляет его хватать всех, кто попадется на пути, кто прячется за партами и колоннами, выцеплять за воротники и полы мантий и бежать, бежать, сверкая пятками. Он и его потерянные мальчишки находят укрытие рядом с кухней. Позднее их среди мешков с мукой с удивлением и облегчением найдут эльфы, но до этого Паскаль превратит эту страшную трагедию в приключение – хотя бы для тех шести детей, что волей злого случая становятся заложниками смерти и переживают самые страшные часы в их жизни одной семьей. Потому что в этот момент он делает то, что умеет лучше всего: становится для них старшим братом и пересказывает любимые сказки Беа, самые добрые, самые чудесные истории, которые знает.

- Добавляй щепотку соли в выпечку, так ты сможешь воздействовать на всю поверхность языка и вкус будет казаться объемнее.
Паскаль замолкает, вспоминая, где стоит какао-порошок, и подходит к шкафчику. Чтобы дотянуться до верхней полки, ему давно не нужна табуретка, достаточно протянуть руку и взять все, что необходимо. Сердце защемило при воспоминании об отъезде родителей: тогда он с удивлением обнаружил, что стал выше матушки и уже догнал ростом отца. Мама все так же, как и в детстве, щебетала, взволнованно мешая английский с французским и безустанно поправляя то воротник сына, то челку дочери.
- Как думаешь, в Австралии вкусный шоколад?
Он недоуменно смотрит на Беа, на секунду даже думая, что в семье появился талантливый легилимент. Но сразу понимает, что не думать о родителях очень сложно: в доме слишком тихо без маминых песен и смеха, без папиного радио по утрам, без перезвона тарелок и урчания газонокосилки.

Они уезжают в Австралию сразу после поступления Беа в Хогвартс. Новость не становится такой уж неожиданной; их родители в душе еще большие дети, чем они сами, и эта разница оказалась слишком ощутимой после войны. Все произошедшее выбивает Паскаля из колеи, война уносит с собой людей, которые ему дороги. Ему всего шестнадцать. Дома он плачет в объятьях сестры, и та будто бы все понимает, словно бы берет на себя часть его боли и скорби.

В школу брат и сестра идут вместе, на последний и первый курсы. Ему, вероятно, хотелось бы, чтобы она оказалась на одном с ним факультете, чтобы быть ближе, иметь возможность заботиться и защищать еще сильнее, но она становится частью Хаффлпаффа, и, разумеется, Паскаль гордится ею и все равно ищет способы быть рядом. Гиперопека с его стороны быстро становится наказанием для ее пытливого ума и подростковой независимости. Он пытается, правда, пытается меньше вовлекаться в жизнь Беа, все больше осознавая, что не он нужен ей, а она ему. Весь седьмой курс Паскаль проживает, как в цикличном сне. Уроки, сидение в библиотеке, даже полеты на метле кажутся безотрадными и наполненными чувством какой-то подавленности. Его сердце вернулось в пределы грудной клетки, этот раненый солдат, несчастный инвалид. Он боится слушать звуки Хогвартса, потому что среди сотни знакомых историй наконец появились новые, и впервые в жизни он не рад быть их участником. Паскаль изо дня в день колеблется между игнорированием происходящего и чрезмерной участливостью, которая кажется показной и ненужной, замыкая его в самом себе еще сильнее.

Время, говорят, лечит, но он давно уверился в том, что оно притупляет боль, и где-то на самом донышке, сидит молчаливым странником его страх. И все же, перелатанный строй его души тянется к элементарной потребности любить и быть любимым, и Паскаль открывается вновь, по чуть-чуть, понемногу. Робкие улыбки, веселое мычание за работой, кристальная искренность в словах; Паскаль после школы находит занятие по душе и в перерывах снова пишет ноты, едва успевая записывать за шелестом из ниоткуда падающих конфетти, приглушенным гомоном влюбленных парочек, уютным рокотом кофемашины. Небольшая комната, которую он снимает прямо там, в Хогсмиде, по-домашнему завалена всем, что он когда-либо собирал: маггловскими пластинками, альбомами с нотами и колдографиями, музыкальными инструментами со всего мира - им он, впрочем, предпочитает малютку укулеле. В комнате всегда стоит запах шоколадных конфет и свежей выпечки, который он теперь круглосуточно носит на себе. Здесь с ним в каникулы живет Беа, здесь же есть место для любого, кому вдруг понадобится крыша над головой – особенно в это время, когда посреди улицы вдруг стали появляться исчезнувшие дети.

о вас
планы на игру, пожелания: играю медленно, но участвую во всем;
в случае ухода: отправился навестить родителей в Австралию;
связь: в лс дам все что угодно;
пример игры:

тот самый пост

Екклесиастова мудрая печаль, попросту горе от ума, болезнь умных людей, поражающая похлеще любого гриппа, сходит на нет с появлением в его доме этого юного существа, стеснительно вжимающегося в стенку, стоит появиться ощущению домашности и уюта между ними. Пусть и отношения между ними сковывает неловкость, Николас действительно, искренне счастлив. Тедди либо смущенно молчит, либо обрушивается на него эмоциональным фонтаном рассуждений, воспоминаний и вопросов; последние он любит особенно, и Ник с радостью делится ответами. Ему претит любопытство Тедди во всем, что так дорого ему самому, и трогает его чуткость. Сам Вандер спрашивает осторожно, словно прощупывает почву. Только почва заканчивается, и Николас ощущает себя на тонком льду: вроде налаживающиеся отношения и распорядки омрачаются чем-то, что Вандер еще не видит и не считает себя вправе спрашивать. Он наблюдает, как Тедди становится все немногословнее, рассеяннее — и в то же время старше, словно бы с каждым днем стирая возрастную границу между ними. Тактичность не позволяет Николасу зайти дальше «как дела?» и «я могу помочь?», ну а Тедди Люпин, словно чувствуя его желание устроить ему допрос, буквально исчезает, появляясь в доме только на ночь. Николас недоумевает, но он не родитель и не наставник; если Тедди захочет, он сам все расскажет. А тем временем Люпин аппарирует в лавандовую синь ноябрьского утра до того, как Вандер выходит из спальной комнаты, а возвращается, когда Николас уже готовится ко сну. Ник предполагает, что в возрасте и положении Тедди человек живет жизнь, а не убивается на работе или дома, вот только внешний вид и общая грубая, темная нервозность, которые Вандер видит в Тедди в те короткие встречи с ним, говорят об обратном: парень продолжает работать, как собака, в пыльном Министерстве, обретя разве что кусочек комфорта в виде крыши над головой, которую он даже не может назвать своей. И вот, сейчас, дано: Тедди избегает его, и счастливый мальчишка, исследующий его дом, состарился в этих же стенах всего за месяц. Николас задумчив. Сконцентрироваться на работе все сложнее. Отец устроил ему разнос. Проект, над которым Ник работает уже месяцы, не сдвигается с мертвой точки. Спорить с ним все равно что забивать лбом гвозди.
Вандер-младший возвращается со встречи с авроратом, работа на сегодня завершена, и он ненадолго останавливается у открытого окна, втягивая носом воздух. Безоблачное голубое небо, совершенно немыслимое для ноября, словно насмехается над его усталостью и сомнением. Он проходит мимо кабинета, в котором заключен Люпин, задерживается с протянутой рукой, и словно вспомнив о чем-то — или, наоборот, забыв — проходит дальше.
А дальше все то же самое, и хобби, ставшее работой, только сильнее давит ответственностью. В обозримом будущем выпуск новой серии бытовой техники, сразу за новогодними распродажами и подарочным бумом. Дела продаж его не касаются, но конец года поджимает в компании каждого, и Николас сосредотачивается, насколько это возможно, пытаясь вернуться в привычное ему русло увлеченности тем, что он делает и умеет делать хорошо. Мягко замыливается повседневность, чертежи и рисунки озаряются то золотистой дымкой дня, то бледным светом загородных ночей. Отражение его машины все реже скачет в зеркальных лондонских витринах, и Николас все больше остается дома, лишая себя необходимости в дороге. Когда в фокусе остается только его идея и процесс, все остальное забывается и становится неважным, а то и вовсе ненужным. Он входит в свой обычный ритм, отказавшись от прочего, и находит в непрерывной активности такое легкомысленное счастье, что эта эйфория заглушает даже естественные потребности его организма. Шарлотта со свойственной ей заботой будильника отвлекает его, вынуждая соблюдать привычный режим; сладкий и плотный, как сливочный пломбир, голос его сестры напоминает, как она звала его обедать, а он, лет десяти и страшно нервничающий перед поступлением, собирает робота, который должен будет ему помогать с учебой. «Уже иду», — шепчет десятилетний Ник, и продолжает уже мягким баритоном взрослого Николаса, — «Спасибо, милая.» В голове Вандера абстрактные идеи, руками Ника переходят в реальные предметы, и на все остальное его уже не хватает. В стороне остаются переживания, волнения, а самое главное — страх. Когда он настолько увлечен, он защищен от своей хронической язвы мозга, и это, Господи, такое облегчение.
Малахитовые леса, начинающиеся за его домом, уже преисполнились мягким желтым светом, и Николас повернул обратно к дому. Во время утренних пробежек он заставляет свою голову проветриться, чтобы с новыми силами взяться за рабочий процесс. С пустой головой он и поднялся по ступенькам, распахнул дверь и прошел на кухню, не сразу осознав, что Тедди сегодня встречает утро с ним, да ещё и с неожиданно сиреневыми кудрями. Губы растягиваются в вежливой улыбке, пока он ставит бутылку воды на столешницу, где ею уже займется Ширли.
— Доброе утро, — Николас переступает с ноги на ногу, раздумывая, отойти ли ему в душ сейчас или стоит воспользоваться шансом и побыть с гостем. Склоняется ко второму. — У тебя новый стиль?
Шарлотта предлагает позавтракать, и он просит ее сделать ему кофе. Оценивая количество посуды перед Тедди, он понимает, что тот еще не ел.
— У тебя сегодня выходной? Как насчет блинчиков? Волосы, конечно, потрясающие, но ты выглядишь как человек, которому срочно нужна порция блинчиков. Лотти, у нас есть ещё мука? Здесь немного. — Да, в нижнем ящике слева. — Спасибо.
Николас бьет яйца, мешает с мукой, приступает к готовке, и вскоре комната заполняется сладкими запахами. Он ставит две тарелки на стол и садится рядом с Тедди, а рядом быстро появляются бутылка кленового сиропа и кофе. Ник задумчиво разглядывает юношу. Бледное, без следа веснушек лицо с синевой под глазами, тонко сжатые губы. Даже такая машина как Вандер не может не заметить, что юноша обеспокоен еще сильнее, чем обычно. Ник отпивает кофе.
— Ты, получается, способностью в маму? — Слишком поздно, уже произнеся этот вопрос, он осознает, что они за все время знакомство ни разу не обсуждали происхождение Тедди, более того, о том, кто этот парень такой, Николас узнал сам при помощи техномагии, и сейчас это все может показаться нетактичным с его стороны. Но разве тактично вот так исчезать, меняться, молчать? Ник решает, что все же что стоит извиниться. — Прости. Но это очень любопытно.