Hogwarts: into the void |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » Hogwarts: into the void » истории » i really didn't want to have to do this
я справді хвора, мені потрібні ліки, але й вони не здатні душу замінити; мої терзання — гірше страшних снів, я так не хочу завдавати тобі біль.
i really didn't want to have to do this
блейз забини и гермиона грейнджер
— разрешите доебаться
— не разрешаю
— буква «ю»похую
улочки хогсмида, девятое ноября'2005
дыхание сбивается в два счёта, будто нарочно, а в затуманенном сознании проносятся со скоростью света былые стереотипы: она поверила ему тогда [верит ли сейчас?].
и я в полной темноте заклинаю змей, превращаю боль в вино и хлеб; а душа моя - это покров, он плащом на его плече
[indent]Сколько Грейнджер нужно, чтобы испортить день одному Забини? Как оказалось, вполне достаточно одной. И не то, чтобы формула не была универсальна для всех волшебников, как рецепт бодрящего зелья или же тошнотного порошка, нет. Просто Блейз, по жизни грациозно шествовавший в ореоле своей исключительности (ему так madre говорила, а эта прекрасная женщина не может врать), как-то не задумывался, что с широкой публикой его может связывать еще одна общая аксиома - если Гермиона Грейнджер вознамерилась вас, с позволения сказать, "достать" - будьте уверены, что она это сделает. А с другой стороны, в его не безоблачной жизни ранее не находилось подходящего случая эту аксиому рассмотреть, под магическими стеклами повертеть, на запятые, ударения и интонации разобрать, ведь как-то исторически сложилось, что с отличницей-гриффиндоркой сам Забини практически не пересекался. Центром интереса, катализатором реакции или первопричиной совершаемых действий Золотого трио всегда оказывался Малфой.
[indent]Впрочем... Пока никто и не говорил, что сейчас положение дел поменялось (от мысли этой, мелькнувшей мантикорьим хвостом меж бурелома Запретного леса, кончики ушей коротко щиплет жаром, и Блейз недовольно поджимает губы).
[indent]В своем незавидном положении объекта интереса целеустремленной и неотвратимой, как непростительное, Гермионы, Забини в действительности успевает совершенно немногое - отметить взъяренную бледность точеного личика, словно на белом снегу вскипела кровь, да хват напряженных пальцев на палочке, лишенный всяческой изысканности, но положительно эффективный в бою. "В "бою"?" - мозг Блейза ухватывается за эту неожиданную ассоциацию, привычно прокручивает, дергает за расходящиеся от нее в разные стороны ниточки вероятных последствий. И, резюмировав то, что со всей своей исключительностью и глубокими познаниями в зельях, ритуалистике и проклятьях, он, Блейз Дамиано Забини, в сложившейся ситуации совершенно ничего магически не сможет сделать с героиней Войны, обращается к вопросам более интересным. Например о том, как и чем же он заслужил такие впечатляющие виды.
[indent]В памяти как-то сама собой всплывает укрытая тайнами и предосторожностями сегодняшняя встреча с ушлым гоблином-контрабандистом (или вернее с его исчезательным шкафом), а также несколько... Скажем так, не самых поощряемых магической правоохранительной системой Британии, но бесспорно эффективных и ужасно дорогих "вещиц", которые волшебник приобрел после продуктивной встречи. «Что ж, теория вероятная.» По красиво очерченным губам парня как-то сама по себе змеится легкая, во всех отношениях светская и приятная, улыбка. Он плавно, чтобы не спровоцировать Гермиону на лишние подозрения и реакции, ведет рукой, открывая дверь его дома шире для нее. А после просто опускает руки вдоль тела в расслабленной позе. Словно конец палочки Грейнджер не был обращен к нему, словно слизеринец всего лишь проявляет минимально необходимое и привитое ему с молоком матери аристократическое воспитание в отношении совершенно не_необходимого в его доме гостя.
[indent]- Грейнджер, какой сюрприз, - Тянет с выверенной взвесью удивления, настороженности и снисходительной сухости в голосе, делая небольшой шаг назад в коридор. Уже без мантии, в черной рубашке, рукава которой закатаны до локтей, с еще чуть влажными после недавнего пребывания на улице волосами. Он выглядит расслабленно. Даже как-то почти по-домашнему. - Чем обязан?
[indent]Правильный ответ, конечно же - "ничем". За такой и пять очкам Слизерину не жалко. Но что-то подсказывало Блейзу, что у "профессора Грейнджер" на сей счет были совершенно свое мнение. Вопрос сейчас был только в том, сочтет ли она необходимым его сообщить брюнету.
я справді хвора, мені потрібні ліки, але й вони не здатні душу замінити; мої терзання — гірше страшних снів, я так не хочу завдавати тобі біль.
гермиона — сильная. гермиона — отважная. гермиона — храбрая. просто она не знает, когда всё действительно пошло наперекосяк. то есть, когда началось её падение, когда она стала сломанной, когда уже действительно было поздно, когда раздался этот глухой треск — никто не знает. зато теперь молчание давит на перепонки сильнее чего-либо, и раздайся сейчас хоть малейший щелчок — волшебная палочка мигом окажется в руке, готовая к действию.
гермиона думает, что уже давно устала быть храброй. у неё жизнь стремительно летела под откос, но она просто не могла остаться в стороне и жить относительно спокойной жизнью, зная что в школе творятся тёмные дела. только не она. только не гермиона джин грейнджер.
во рту всё пересыхает, постоянно хочется пить, причём что-нибудь покрепче — мешать с алкоголем таблетки и зелья, от которых всё расплывалось, а пустота, господствующая внутри, заполнялась ложной беззаботностью. мимолётное ощущение эйфории заштопывало ту кровоточащую дыру, которую она сама разрывала с каждым новым днём всё сильнее, будто бы намереваясь вытащить собственное сердце. чтобы оно наконец-то перестало биться и освободило её от мучений. поэтому было совсем неудивительно, что сейчас девушка направлялась в «три метлы», чтобы остудить свой пыл. её день мог бы пройти без очередных приключений, если бы только в переулке она не заприметила знакомое лицо.
гермиона грейнджер никогда не была глупой и безрассудной, но сейчас она видела себя именно такой. она ненавидела тот факт, что ей приходится признавать это, но что-то в забини привлекло её внимание с первого момента. возможно, его внешняя самоуверенность и выдающиеся познания, которые открылись для неё после недавнишней встречи, заставили её задаться вопросом: было ли здесь что-то большее, чем казалось на первый взгляд? зачем тебе блейз эта скользкая дорожка? что ты хотел от гоблина?
ярость горькая и гнилая, несовершенная ещё, но находящаяся в крайней степени, вырваться наружу готовая, до крайности доведённая, источника гниения уничтожить желающая, яркая, терпкая, желанная, но из последних сил сдерживаемая, глубоко внутри спрятанная, отчаянная, усталая, на грани метающаяся, сорваться и удержаться желающая. гнев грейнджер безжалостный, он бездушный и безнравственный, в процессе разложения застрявший, ужасающий, тёмный и пугающий. она просто не знает, как быть. страх в зрачках её разгорается — она львица, в конце концов, а львицы ничего не боятся.
неизвестность настигает её в его доме — она ладонями пытается разогреть заледеневшие плечи [отвлекаться на согревающее нельзя, только не сейчас], холод не пугает её, больший страх в ней вызывают подозрения, покрытые изображениями возможной причастности к происшествиям в хогвартсе. гермиона палочку в руках сжимает крепче, заклинания работают лучше, чем её прожигающие взгляды в пустую область, где должно биться сердце — она своё травит, гниль распространяется, остатки всего живого пожирает жадно.
— расскажи мне, друг любезный, а зачем тебе вести сомнительные связи и заглядывать в лютный переулок? — голос её от стен эхом; раздражённо, устало, но последняя вещь, что сейчас ей нужна — это встреча с язвительным языком слизеринца. в воздухе замирает гнилая, пустая осень — комки грязи под ногами перерастают в бездонные лужи, волшебница ругается себе под нос.
и я в полной темноте заклинаю змей, превращаю боль в вино и хлеб; а душа моя - это покров, он плащом на его плече
[indent]Первым сквозь маску аристократичного безразличия пробивается удивление. Краткое, как вспышка неудачного и очень слабого заклинания. Светом своим оно выхватывает с радужки почти-черных глаз понимание и…раздражение. Брюнет невольно закатывает глаза и ведет плечом, словно сбрасывая ладонь кого-то, кто не имел (по мнению Забини) ни малейших оснований к нему прикасаться. Засовывает руки в карманы брюк, меняя вежливо-дружелюбную улыбку на скептичную усмешку. Ведь, конечно. Если в исходных задачи есть проблема, гриффиндорец и слизеринец, то гриффиндорец точно будет подозревать слизеринца. Похоже, он все-таки проспорил Пэнси несколько галеонов.
[indent]«И тебе добрый день, Гермиона. Как мои дела? О, благодарю, весьма недурно. Наконец-то, возможно, сдвинусь с мертвой точки в одном очень важном для меня вопросе, которым я занимаюсь уже порядка года. Что-что? Нет, не волнуйся, ничего предосудительного, и все под контролем. Помощь мне пока не нужна, но спасибо, что предложила. Чаю?» - вот как-то так мог сложиться их диалог, если бы Гермиона не пыталась взять ситуацию «за рога» прямо с порога. Что очень не понравилось Блейзу. В конце-то концов, он не Венгерский хвосторог и рогов у него, насколько он знал, не было. Да и они с Грейнджер не в тех отношениях, чтобы она могла его за что-то там хватать.
[indent]Слова ее подобны улью-гнездовью пикси. Внешне, вроде бы, не такие уж и большие, но полнятся таким количеством немотивированной и бессмысленной агрессии, деятельной ошибочности и вольных допущений, что остается только диву даваться. С чего бы начать?.. «Расскажи мне» - вот еще – «друг любезный» - нет, Блейз прекрасно помнит недавний вечер в компании двух третей Золотого трио, помнит и что после него все даже остались живы и почти_целы, но…друг? Серьезно? – «зачем тебе вести сомнительные связи?» - о, ну это даже мило, такая забота, но тут ведь как…у каждого свое понятие сомнительных связей. Блейз вот считал, что не девушке, встречавшейся с Уизелом, говорить о сомнительных связях. – «и заглядывать в Лютный переулок?» - и снова мимо, мисс Грейнджер, исчезательные шкафы работают не так и «заглядывать» по адресам месторасположения второго шкафа не позволяют.
[indent]Да и если бы Блейз в действительности «заглянул» на пару минут в Лютный, то выглядел бы он сейчас совершенно иначе. Например.., - внимание волшебника вежливо-прохладное, с легким послевкусием аристократического безразличия, оно прокатывается по чертам ее каплями осеннего дождя, задерживается на едва обозначенных под глазами тенях, подрагивающих бледно-синеющих от холода губах, напряженным в попытке унять дрожь плечам. – ..не сильно более паршиво, чем ты, Грейнджер.
[indent]- Я не был в Лютном, - Блейз откладывает на потом всю патетику о том, что если Лютный существует, то это кому-нибудь нужно, а значит, чего бы в него не «заглядывать». Вдруг расстроится? Обидится. Потом вот так вот беспочвенно палочкой угрожать будет, целясь в центр мерно вздымающейся в спокойном дыхании груди. Начинает с простой и неоспоримой истины, которую столь уверенно сказал бы и под Сывороткой Правды, и под круцио. Так сказать, для начала светского диалога. – И уточни, пожалуйста, о каких стандартах «скользкой дорожки» мы говорим? По шкале от обще-европейских стандартов магической безопасности до твоего выбора спутников?
я справді хвора, мені потрібні ліки, але й вони не здатні душу замінити; мої терзання — гірше страшних снів, я так не хочу завдавати тобі біль.
в последнее время жизнь то и дело преподносит сюрпризы, и, как правило, очень и очень неприятные. эти сюрпризы, впоследствии, выливаются в гору неприятностей и мелких неудач, которые не могут не задеть человеческое самолюбие и пошатнуть мировоззрение. порой кажется, что гермионе под силу всё. неприступно гордая спина и слишком правильные, оточенные войной выпады палочкой. она хмурится, смотря на слизеринца. у девушки нет права на истинные эмоции. у неё ничего нет, кроме собственных масок и амбиций. сердце бьётся так сильно, будто бы грозится вырваться наружу. право, наружу вырывается не только оно, но и целая тонна необузданных эмоций, которые её душа больше не может сдерживать. как так вообще получилось? волшебница, мёртвой хваткой вцепившись в палочку, ощущает дрожь собственных рук. грейнджер боли не боится, она ей пропитана по самые гланды. обречённость проходит по венам, смешавшись со злостью на этот несправедливый мир. да разве такое бывает?
— прекращай паясничать, забини! — громче говорит гриффиндорка, на этот раз почувствовав, как наэлектризовались подушечки её пальцев. уверенность пришла к ней вместе с этим необъятным чувством энергии, и она, намного уверенней, пробормотала следующие строки: — хочешь сказать, что я словила галлюцинации, завидев мило воркующего тебя с гоблином, скрывающихся от посторонних глаз? да-да, снова эта вездесущая заучка встала на пути и жизни не даёт спокойной.
гермиона молчит, пытаясь понять, заставить свой аналитический ум соображать и выдать хоть какой-нибудь вариант происходящего. если бы воспоминания стали каким-то образом материальными, то обухом огрели бы её по голове. хорошенько приложили к полу. и тогда, возможно, волшебница очнулась, перестала бы вспоминать давно ушедшие мгновения и делать свои выводы всякий раз, как только натыкается на то, что не может разгадать с первого раза.
думать нужно рационально, жить надо рационально — они все изменились, и, скорее всего, было глупо вот так сразу с порога бросать обвинения в спину. пора уже было перестать смотреть на мир своим привычным неудовольствием и правильностью. может, если бы она не повела себя так, они бы и поговорили по душам и расставили бы все точки над «i». но только уже кажется поздно. с каких пор я такая несдержанная?
пауза длится бесконечно долго. пролезает под кожу, закупоривает вены. гермиона грустно покачивает головой, на задворках сознания начиная думать о чём-то другом, совершенно не касающемся всей это ситуации. у неё внутри уже не остаётся ничего, кроме странного чувства потерянности, кроме убивающей пустоты. замирает на мгновение, теряя связь с реальностью — палочку волшебную медленно вниз опускает.
— и на кой мерлин тебе сдалась моя личная жизнь? — шатенка всеми силами пытается придать лицу должную серьёзность, но выходит это из рук вон плохо. наверное, только сейчас гермиона окончательно поняла, что он изменился, лишь когда посмотрела в его глаза. некогда беззаботный взгляд стал тяжёлым и мрачным — совсем как её собственный, скрывающий боль невыносимую. звучит словно приговор, но ей плевать, ей всё надоело.
грейнджер долго всматривается, невольно сравнивая их и замечая общие черты — они оба потускневшие. в голове всё навязчивей закрадывается мысль: а что если он тоже страдает от последствий войны?
и я в полной темноте заклинаю змей, превращаю боль в вино и хлеб; а душа моя - это покров, он плащом на его плече
[indent]Забини удивленно вскидывает брови, а на лице его отражается что-то среднее между "я? паясничать?", "ты головой сколько раз билась, Грейнджер?" и "совсем страх потеряла?". Сложный букет, тяжелое металлическо-танинное послевкусие. Благородный напиток ядовито-изумрудного цвета, получаемый из отравы с языков и кликов лучших из представителей Слизерина, прекрасно подходящий к таким холодным закускам как "месть" или напротив - горячим блюдам в духе "напомним ху з ху". Блейз сервирует его с мягкой улыбкой, не предвещающей ничего хорошего и недвусмысленно намекающей, что Гермиона что-то явно перепутала, а запугивать Дамиано на его же территории - отвратительная идея. Впрочем, по объективным причинам, не мешающая итоговой победе в магическом поединке. Но это уже сущие мелочи.
[indent]Пэнс части говорила, что Блейз неповторим в своем образе "королевской кобры", Драко закатывал глаза излишней драматичности этого образа, а Нотт предпочитал занимать зеркальную стойку, готовясь к своеобразной дуэли. Но большинство остальных слизеринцев, обладавших разумом и хорошо развитым чувством самосохранения, предпочитали с Забини в таком расположении духа не связываться. Конечно, до утраты терпения Блейзу было еще далеко, но в дурном расположении духа шипел и плевался ядом он не хуже заправской химеры, ничуть не беспокоясь о психике окружающих. Но вот же она. Гермиона. Где-то метр восемьдесят везде_свой_нос_сувания, самоуверенности и праведного гнева не поймешь по какому поводу. И во всем этом тщательно уложенном, накрашенном и просто идеализированном образе девочки-пусть-уже-не-школьницы-но-отличницы, ни грамма чувства собственного самосохранения. И как только до своих лет дожила?
— Гермиона, ты ничего не перепутала? — Участливо интересуется Блейз с той же елейной улыбкой и могильно-тяжелым взглядом черных глаз, кажется, пытавшихся прожечь в Грейнджер две дырки, и наполнить прихожую вонью паленого львиного мяса. — Я не Поттер, — Вопреки законам здравого смысла, Блейз делает небольшой шаг ей навстречу, все больше нависая. Широкие горячие ладони так же расслабленно висят вдоль тела. — И тем более не Уизел, — Голос за ненадобностью лишней громкости и драматичности становится еще на полтона ниже, но глубины не теряет. — И если у тебя нет ордера, то ты не можешь вот так врываться в мой дом с голословными обвинениями и странными намеками на...на что, Гермиона? — Забини наклоняет голову на бок, не отводя взгляда черных глаз от лица девушки. Медленно, не вкладывая в движение не капли угрозы и непредсказуемости, поднимает левую руку вверх. Черная ткань закатанного рукава рубашки задирается чуть выше, обнажая черные обручи и треугольник татуировки, тесно обхватывающие предплечье, под загорелой кожей которого отчетливо отличимы выступающие змеи вен. — Если у тебя есть конкретные претензии ко мне, будь добра, — Брюнет упирается ладонью в поверхность двери над плечом у девушки, толкает ее, захлопывая. Также неспешно выпрямился, убирая руки в карманы брюк. — ...озвучь их. Потому что я не из твоих, задавленных твоим авторитетом друзей и парней, угадывать, что ты там придумала мне в качестве смертного греха, не собираюсь. А уж тем более оправдываться. А что до твоей личной жизни, — Волшебник легко жмет плечами. — Да никакого. Просто выбор всегда казался странным. А на счет зазнайки - вообще-то я сдал ЖАБА всего на два балла ниже, чем ты.
[indent]Верхом наглости, или же доказательства уверенности в своей непогрешимости, тут ведь как посмотреть - Забини поворачивается к Грейнджер спиной и направляется куда-то в глубь дома. — Если намерена продолжать беседу, то давай перенесем ее в царство конструктива и на кухню. Ты замерзла. — Не вопрос, не утверждение. Хроническая, фирменная наглость/безнаказанность Забини.
я справді хвора, мені потрібні ліки, але й вони не здатні душу замінити; мої терзання — гірше страшних снів, я так не хочу завдавати тобі біль.
гермиона грейнджер слишком много на себя берёт, а потом возмущается весу того, что лежит у неё на плечах. злится, пыхтит, топает ногами и в тысячный раз срывается, но при этом никогда не признает того, что не может вынести своего же груза. гермиона грейнджер обожает усложнять жизнь себе и другим. глядя на блейза — заносчивого сноба, что вечно кривил нос при её появлении, глупца, что бродил за малфоем хвостом — она пытается понять, почему всё так. они же язык общий найти никогда не могли, что же изменится сейчас? дементор тебя дери, и с чего я взяла, что всё будет так просто? хотя вот недавно же сидели себе вполне сносно.
— знаешь, лучше спохватиться пораньше и не рисковать, чем потом расхлёбывать, — глядя исподлобья, отвечает шатенка. — и если ты сравниваешь себя с ними, то должен понимать, что получали то за дело, а не просто потому что я дура психованная. а касаемо ордена... ты уверен, что хочешь, чтобы я сейчас же отправила сову в министерство? думаю, они будут рады помочь золотой девочке и ценному сотруднику, раз мы тут вспоминаем былое.
гермиона — громкая, встревоженная, точно не девица из сказочных снов с длинными волосами, весёлым нравом и уютными смешинками в уголках глаз; она — бракованная и измученная — исцеляется медленно, но верно, шаг за шагом, след в след; исцеляется, но всё равно внутри умирает. мертвецки бледная; ей бы в небо воспарить, причислят там её к лику святых за участие в победе во второй магической, нацепят нимб, что будет ярче всего сиять, и напишут, как глупо сгорела от болезни.
инстинкт самосохранения у гермионы уже давно отсутствует — смысл в нём, когда ты ходячий труп. наступление забини волшебница воспринимает спокойно, даже не шелохнувшись. оголяющееся предплечье обнажает несколько линий-обручей и треугольник. весьма необычная татуировка и, вряд ли, простая — отмечает для себя шатенка.
— что это? — карие глаза скептически сощурились. на самом деле грейнджер не знала, с чего начать. произошедшее вызвало сумятицу в душе. она срочно должна собраться, чтобы не выглядеть такой беспомощной. тот же уверенный взгляд, та же стремительность и плавность в движениях, и вот волшебник уже заталкивает её во внутрь, захлопывая дверь. — я просто хочу во всём разобраться, вот и всё.
— претензии? — хмыкнула, а глаза утратили всякое выражение, как и голос грейнджер. — я же тебе всё предельно ясно сказала, нет? меня интересуют сейчас две вещи: лютный и тот мутный гоблин. я, конечно же, могу сама к нему сходить, но зачем всё так усложнять. думаю, что мы сможем обсудить всё мирно, — горько усмехнулась. — да, и о каком таком вы все выборе говорите, когда не было ничего? умеет же скитер всё раздуть.
— прости, — шатенка замялась и отвела взгляд, пока забини уже направлялся в сторону кухни. ну какой только свиньей нужно быть, чтобы испортить всё своими безумными обвинениями? хладнокровно действовать в экстремальных ситуациях, расследовать, искать информацию, строить теории и гипотезы — это и многое другое она умела превосходно. сражаться за свою жизнь, преодолевать страх, идти к цели, но не строить отношения. здесь её знания были чисто теоретическими. — не стоило мне вот так врываться. как там говорят?.. давай забудем всё и начнём сначала?
у той юной гермионы грейнджер не было проблем с доверием и нелёгкого багажа прошлого за спиной. она не спала, сжимая волшебную палочку, чуть что, готовая сражаться — да, даже столько лет спустя. ни следа той девочки, которой когда-то была. полусломленный воин победной войны, героиня, убийца и жертва. у всех есть свои демоны, и шатенка предпочитает держать своих в цепях, не тревожа. нынешняя гермиона грейнджер прячет шрамы, боль и живёт с кошмарами.
и я в полной темноте заклинаю змей, превращаю боль в вино и хлеб; а душа моя - это покров, он плащом на его плече
[indent]Она вновь и вновь говорит, что-то объясняет, нападает, уверенная в своей непогрешимой правоте и авторитете, и все в то же время оставляет себе пространство для отступления. Умно. Впрочем, другого от Золотой девочки (не его слова, ее), наверное, ожидать и не хочется. Нужно же чем-то продолжать оправдывать ее апломб и дерзость, с которой вломилась в его дом.
[indent]— Я прекрасно слышу, чего ты хочешь, Гермиона. Но пока не слышу причину, по которой я должен тебе что-то рассказывать.
[indent]Стоит признать, Забини скорее весело, чем нет. Давненько на него не наставляли палочку, не смотрели с таким подозрением и разочарованием, словно нарушил данное обещание. Возможно поэтому, несмотря на продолжающийся поток слов, летящих ему в спину микро-проклятьями, парень продолжает свой путь вглубь дома. Обойдя кухонный остров, замирает, упираясь ладонями в столешницу. Ведет широкими ладонями по теплому шершавому дереву, словно разглаживая несуществующие складки и неровности. Пальцами касается дерева палочки, лежавшей на кухонной поверхности. Вопросительно выгибает бровь в ответ на неожиданно сорвавшееся с девичьих губ "прости". Медленно наклоняет голову в легком поклоне, принимая извинения. А заодно отводит ладонь от палочки. Хоть, может, и зря.
[indent]Как там было?..
[indent]— Начнем сначала, значит? Ну что ж, интересное предложение. Здравствуй, Гермиона, — Забини улыбается, мягко, выступая из-за столешницы навстречу волшебнице, встречая ее словно долгожданную гостью. Закладывает ладонь левой руки за спину, правой сжимая тонкую ладошку с бледной кожей. Подаваясь вперед, прижимается теплыми губами к выступающим венам в исключительно изысканном приветствии. — Как твои дела? Могу предложить чай? Или лучше огневиски? — Посмеивается, невозмутимостью тона то ли перечеркивая все ранее сказанное, то ли все же тонко издеваясь. Не выпуская ладошку девушки из своей, делает шаг к столешнице, сопровождая к высокому стулу. Сам садится рядом, упираясь стопой в перемычку высокого стула. Смотрит ей в глаза открыто, не таясь и сам. Извиняться, впрочем, не спешит. Вообще ненавидит этот социальный ритуал. Извиняться за то, что все равно сделал бы в сложившихся обстоятельствах...Лицемерненько.
[indent]— Давай так.., — Забини потягивается, разминая слишком затекшие от токсичности конечности. Вновь ловит ее ладошку в свою, укладывая на свое левое предплечье, где смуглую кожу обхватывает несколько черных обручей над треугольником. Под подушечками пальцев девушка может чувствовать вязь символов, вечными шрамами увивающими его руку под ровным слоем чернил. — Ты же у нас светлейший ум современности. Наверняка для тебя-то будет детской задачкой. Если поймешь, что это, то я расскажу тебе то, что тебя интересовало несколько минут назад. С поправкой на то, что я разглашать не вправе в силу конфиденциальности, конечно же, — Ухмыляется весело, склоняя голову к правому плечу. Словно Гермиона и не угрожала ему Министерством, не подозревала в чем-то, наверняка, ужасненько незаконном. Так, словно он бессмертный. А может еще и непогрешимый. — Если пояснения еще в принципе понадобятся, конечно, мисс Грейнджер.
[indent]А если уж совсем честно... Да, Забини было смертельно скучно в Хогсмиде все эти годы после выпуска. Поэтому упускать возможности лишний раз он не собирался. Это они все могли приходить и уходить.
[indent]Оставался лишь Хогвартс, Хогсмид. И Забини.
я справді хвора, мені потрібні ліки, але й вони не здатні душу замінити; мої терзання — гірше страшних снів, я так не хочу завдавати тобі біль.
гермиона стоит перед ним растеряно, переминается с ноги на ногу, качается; выдыхает, будто снимает с плеч весь груз этого мира, и решительно смотрит прямо в глаза. ненавидит саму себя за слабость эту настолько сильно, что даже вены вскрыть не может — такое наказание было бы слишком лёгким. непозволительная роскошь, никому ненужная и бессмысленная подачка. вывод неутешителен.
— именно по старому знакомству мог бы и рассказать, — волшебница на минуту задумывается и продолжает. — тебе же нечего скрывать, сам говоришь.
гермиона грейнджер — умна, от неё не могут ускользнуть ни одна мелочь, ни одно еле заметное действие; гермиона грейнджер — мерлинова идиотка, что не видит дальше собственного носа. трещит по швам. шагает было вперёд, спотыкается о собственное «нельзя» и замирает, ожидая чужого первого шага. под глазами — огромные тени, в которых утонуть проще, чем в тихом океане; в голове — прилипчивый мотив, не имеющий никакого отношения к её реальности, но жизненный на все сто процентов. улыбается бесцветными губами настороженно, боясь обидеть... оскорбить.
— здравствуй, блейз. мои дела? что же... цвету и пахну, хотя скорее чахну. но думаю, что это ты успел заметить... и промолчал, как истинный джентльмен. кто бы мог подумать, что школьные нагрузки так на мне скажутся, — шатенка говорит надрывно, чересчур эмоционально, захватывает волшебника своей дисгармонией. — а что, если нам совместить кофе с огневиски? хотя ты прав, просто огневиски будет как раз. а как ты сам поживаешь? не могу не заметить, что у тебя довольно уютно.
— ты... что? ты что делаешь? — срывается с губ совершенно спонтанно, необдуманно, иррационально; грейнджер замирает на мгновение. они стоят, как в мыльных операх, друг напротив друга, глаза в глаза и даже дышат почти в унисон; она молчит. лишь подушечками пальцев ощущает следы шрамирования на левом предплечье. — мерлин тебя побрал.
у гермионы такой вид, будто её смертельно оскорбили, хотя знает, что чувства — мертвы, погребены под слоями войны; шатенка вскидывает голову. медленно считает до ста, пару раз сбивается и начинает сначала, на шестидесяти девяти успокаивается. в ушах — белый шум. — нет-нет-нет, только не говори, что это тот самый ритуал для ослабления и защиты.
волшебница переплетает их пальцы, чувствуя холод, что стремится прямо к сердцу, сглатывает резко и садится рядом. — незадолго до финальной битвы я наткнулась на одну довольно любопытную книгу в запретной секции библиотеки, и там как раз говорилось про возможные последствия от проклятий тёмной магии и возможности их обхода, — врёт почти убедительно, недрогнувшим голосом, и ей можно даже поверить, но забини так просто не проведёшь — она видит это по его взгляду, поэтому лишь закатывает глаза и фыркает. — ладно, дементор с тобой. я изучала её во времена войны, — гермиона дёргается и скатывается вниз, тянет руки и по венам, ниже локтя, отчётливо виднеется «грязнокровка». — с тёмной магией очень сложно поладить. её последствия так просто не проходят...
— я ведь правильно помню, что они требуют перезарядки? ты для этого ходил к гоблину, да? — гермиона раскалывается изнутри. вот же дура. шатенка сама знает, какого это — почти не спать, просыпаться с криком, утыкаться носом в колени и не выпускать чувства наружу; мечтать о пробуждении, где рядом будут родные и всё будет хорошо. грейнджер сжимает его руку и хочет было признаться в ночных кошмарах, почти сдаётся и прижимается к груди. — прости меня, я не должна была лезть не в своё дело. видимо, это правда моя суть — всегда и всё нужно знать. всегда. всё. бесцеремонно.
у гермионы грейнджер дрожат плечи, а сердце прыгает верх-вниз, бьётся о рёбра больно-больно. — как ты смотришь на то, если мы сегодня напьёмся?
и я в полной темноте заклинаю змей, превращаю боль в вино и хлеб; а душа моя - это покров, он плащом на его плече
[indent]Их много таких. Немного мертвых внутри. Несмотря на почти-юный возраст и теплящееся в телах тепло жизни. Гермиона со своими буйными кудрями и темными глазами, бесконечно тонкими руками и выступающими костяшками - эталон их поколения. И совершенно не умеет это скрывать. Забини склоняет голову к плечу, благосклонно позволяя ей осторожно ступать его следами в непривычном, натянутом тонкими струнами обычном общении. Строго говоря, не было между ними такого до этого. И не известно, случится ли вновь. Но в отличие от волшебницы Блейз, воспитанный в чистокровном обществе, чуть проще смотрит на наигранность и легкий флер лицемерия. В его среде это - нормально. По крайней мере было, пока появлялся в высшем свете, пока не стал заложником собственного дома и дракклового Хогвартса, пока привычка быть тем, кем хотят тебя видеть не была вывешена в дальний угол платяного шкафа устаревшим, но все еще идеально сидящим костюмом-тройкой.
[indent]Пока Грейнджер не знает как ей подступиться к возникшему между ними общению, он стряхивает невидимую пыль с островатых плеч пиджака, поправляет идеально выглаженные манжеты. Забини все еще способен в любой момент стать прежней версией себя - раздражающе идеальной, высокомерной, светской. Колеблется лишь секунду, взвешивая хрупкую ладошку в своей руке. И все же оставляет "узел" удавки манер расслабленным. Не та аудитория, не тот случай. Прислушиваясь к шумящим вокруг волнам ее разметанности и неуспокоенности, волшебник улыбается монолитом спокойствия.
[indent]— "По старому знакомству", Гермиона.., — Ее имя на языке рокотом несуществующего океана. Непривычно. Слишком. наверное, даже немного фальшиво. Словно впервые пробует клавиши нового пианино, играя незнакомую сонату ее дисгармонии. — Я мог бы многое, но уж точно не "раскрыться", — Улыбается беззлобно, констатируя факты. — За время учебы мы...сколько? Фраз двадцать друг другу сказали? Без обид, но к откровениям не располагает.
[indent]В нем достаточно смирения со своим положением, чтобы не дергаться от ее слов так, словно его ужалил василиск. И точно достаточно достоинства, чтобы при словах о "довольной уютности" дома, не оскалиться пустой фарфоровой улыбкой бездушной маски. Этот дом он все еще ненавидит. Достаточно, чтобы лишь коротко склонит голову, отмечая сказанный ею факт. Наверное, со стороны, это даже могло бы выглядеть как благодарность.
[indent]— И это еще не начались экзамены. Ты поосторожнее. На первом году преподавания Малфой довел себя до такого истощения, что мне буквально пришлось отпаивать его зельями madre. Благо, у него был жар и он почти не сопротивлялся тому, чтобы выпить зелье, сваренное Черной Вдовой, — Забини не верит, что героиня Войны могла так быстро умотать себя за какие-то неполные пару недель общения со студентами. От колкости, наверное, спасают только воспоминания. Ситуация прошлой весны отзывается колким жаром в межреберье и щиплет скулы румянцем. И пусть брюнет наконец пришел в мир сам с собой по этому поводу...Он все еще не знал, как правильно подступиться. Пряча эмоцию, Забини привстает на перекладинах барного стула, тянется через столешницу к палочке, бросая насмешливый взгляд на взведенную пружину плеч Грейнджер. — Брось, тебе ли не знать, что из такого нелепого положения нападать - идиотизм, — Нападение - его защита. Но положение и правда нелепое. Растянутая над столешницей верхняя часть тела, неустойчивое положение на высоком барном стуле. Загляденье. — Иначе и тебя придется откачивать. Считай это угрозой, — Вот только ее-то в тоне Блейза и нет. Зато лукавости и смешливости - сколько угодно.
[indent]По мановению палочки, под тихо брошенное заклинание распахиваются дверцы шкафчика, левитируют к ним иссечённые неправильными гранями роксы с толстыми днищами. В компании пузатой, горящей внутренним пламенем бутылки огневиски.
[indent]— Совмещать - только оба продукта портить, Грейнджер, — Назидательно говорит Блейз. Его итальянская ветвь семьи веками занимается производством эльфийской вина. Ему виднее. А после... После Грейнджер, ожидаемо шокированная, почти оскробленная. И брюнету почти кажется, что он снова в Школе. Когда на его хозяйские, с полной уверенностью в том, что ему-то позволено, выходки смотрели широко распахнутыми глазами. меж ребер становится щекотно от легкости и смеха. Но Забини ограничивается лишь тонко обозначенной усмешкой.
[indent]Чтобы не спугнуть. Ему ведь и правда интересно, что думает заучка-Грейнджер о вязи шрамов под своими пальцами. Сам вот волшебник думал, что это было опрометчиво и грубо. Сейчас он умел лучше, знал больше. Но ошибки молодости стоило признавать и принимать. Эта татуировка была его первой пробой "пера". И, Мордрер, ошибись он хоть раз в линии или угле, все могло закончиться для него весьма летально. Татуировка не удержала бы влитый поток магии и... С другой стороны. Забини не был бы Забини, если бы это допустил. Он делал идеально практически все. По своему мнению. Мнение окружающих в данном "зачете", как вы понимаете, практически не участвовало.
[indent]Брюнет заинтересованно склоняет голову к плечу, впивается черным горящим взглядом в лицо Грейнджер. "Тот самый?" Темная бровь чуть приподнимается, улыбка из мягко-нейтральной становится хищной. В глазах маленького загнанного в угол хищника он видит, что она видит, что он не верит ни единому слову. И она сдается. Брюнет удивленно поднимает вторую бровь в ответ на ее признание. Гриффиндорская честность - не то, что привыкли видеть слизеринцы.
[indent]— Ты же наверняка знаешь, как по одной из версий назывались ранее Непростительные? — Неожиданно произносит, укладывая вторую ладонь поверх ее напряженной. — Сюзеренскими чарами. Во времена до Статута и до Хогвартса, когда каждый род ревностно охранял свои знания, а полкуровных и магглорожденных волшебников практически не допускали к обучению хоть какой-то магии, считалось, что некоторые заклинания на своей земле может применять только Сюзерен. Не потому что она несет зло. А потому что каждого с детства учили ответственному применению заклинаний, способных повлиять на чужую жизнь. Сюзерен мог применять меры к своим подданным, но и обязан был нести за них ответственность, заботиться. И никогда не должен был злоупотреблять этим. Среди прочего потому, что она всегда берет свое и несет в себе последствия, — Блейз усмехается. Убирая ладонь с ее тонких дрожащих пальцев, разливает огневиски по бокалам. — Не магия и ее проявления отравлены или темны, а те, кто ее применяют, — Он мягко вкладывает тяжелый бокал в ее ладошку. — Но, предвосхищая твои возмущения - у меня есть лицензия на магические татуировки и метки. Я, в некотором роде, востребованный специалист в этом деле, — Его самоуверенность естественна и не кичлива. Забини знает о чем говорит и совершенно не стесняется. — И я почти возмущен тем, что я не слышу от тебя удивления "О, Блейз, как же ты умудрился вписать ритуал, чей внешний круг обычно занимает не менее десяти футов в радиусе в какие-то жалкие дюймы! Между прочим, этот эскиз занял у меня несколько месяцев, — Брюнет смеется беззлобно и мягко касается своим стаканом ее. Под тихий звон по стеклам расплывается масляный огонь магического виски.
[indent]Он делает голоток, наблюдая за ней с интересом. Мягко качает головой, словно что-то решив.
[indent]— Строго говоря, ты оставила мне слишком много лазеек в разговоре, чтобы я сейчас извернулся, не сказал правды, а может и соврал. Но в качестве жеста доброй воли и по старому знакомству - да, такие татуировки требуют ухода и поддержания. И пыльцой пикси их не нанесешь. Часто нужны ингредиенты, которые в Британии не так просто достать. Поэтому я встречался с гоблином. Они не так разбираются в тонкой магии, но прекрасно понимают в деньгах и том, как достать те или иные вещи.
[indent]И все же... О некоторых деталях он молчит. Даже если ей нужно знать все. Бесцеремонно. Бескомпромиссно. Только восторженно смеется, вскидывая черные разлеты бровей в ответ на ее предложение.
[indent]— А ты правда знаешь, чего хочешь, — И вновь поднимает бокал, предлагая теперь ей сделать шаг навстречу. — Прекрасно смотрю, Миона, — Сокращение непривычно ложится на язык, жжет губы послевкусием огневиски. — Давай напьемся. И, прости, но вот это "Герми", которое используют твои дружки, мне всегда казалось...ну звучит как прозвище низзла. Тебе не подходит.
я справді хвора, мені потрібні ліки, але й вони не здатні душу замінити; мої терзання — гірше страшних снів, я так не хочу завдавати тобі біль.
воспоминания набрасываются волчьими клыками, совсем не ко времени. грейнджер хочет засмеяться, показывая несломленный львиный дух, но понимает, что берёт на себя слишком много: сил хватает только на тихий хрип. дело в том, чтобы показать «несломленное» — оно действительно не должно сломаться. у неё слишком мало времени, но оно только медленно убивает само себя — и её заодно — пока даже самые счастливые воспоминания выцветают в голове, приобретая серый оттенок. она смотрит на забини понимающе. — наверное, даже меньше, — и вот волшебница смеётся — громко, неискренне, рывками выталкивает холодный воздух из груди. — фразочки те точно не пестрили дружелюбием. глупыми мы были — каждый со своими стереотипами, которые откликаются и по сей день.
шатенка готова была бы почувствовать облегчение, если бы слабость — извечная спутница — не навалилась на её плечи. если отбросить и без того притянутые за уши моменты их взаимодействия и оставить только голые факты — сейчас её бы пора было выставить за дверь, а приглашать внутрь — вовсе было ошибкой. но надежда на благоприятный исход оставалась всё ещё желанной, исполнимой. думает, что ей слишком долго везёт, хотя в бездонной сумке никогда не было феликс фелицис.
между ними достаточное расстояние, чтобы не чувствовать особого напряжения, или — мерлин упаси! — смущения, но забытое волнение обжигающей волной касается её щёк, ударяя неожиданно и беспощадно, окутывая чувством уязвимости, и волшебница произносит первое, что приходит в голову, лишь бы избавиться от неловкости. — никогда бы не подумала, что малфой будет так себя изводить. и, значит, в случае чего, ты тоже попытаешься меня спасти? — как-то совсем глупо спрашивает она, и лицо блейза темнеет. — нет-нет, не подумай, что я собираюсь откинуться здесь и доставить уйму проблем. один поттер чего только стоит.
забини какое-то время молчит — гермионе даже кажется, что он не услышал и ей приходится судорожно выдумать несколько других тем, достаточно безопасных и сумевших бы его заинтересовать, на которые можно было бы удачно перескочить и исчерпать возникшее недоразумение, но юноша лишь распахивает дверцы шкафчика и левитирует стаканы. — значит, будем пить чистым, — в тон ему роняет грейнджер.
волшебница медленно качает головой — она и сама убивала: сначала нехотя, потом — охотно, если ценой являлась жизнь её и близких. знает: этот лёд не только тонок — он ещё и невероятно скользок. он удивляет её своей прямотой. — да... — девушка неожиданно теряется, мысли её мечутся в панике, спотыкаясь, но она всё-таки находит в себе силы исправиться и договорить. — ты просто меня поражаешь сейчас, и я даже жалею, что мы не общались ранее. оказывается, что мои стереотипы о змеях ещё хуже, чем ваши о львах. мистер забини, а вы умеете удивлять. и я бы с превеликим удовольствием когда-нибудь потом услышала твою историю. быть может, мы ещё станем друзьями.
сколько тоски звучит в её мыслях, пропитанных идиотской и опасной верой неясно во что: в не до конца сгнивший мир или её собственную душу, основная часть которой покоится на самом дне, а остатков хватает только на попытку продолжить что-то, что называется общим благом. но гермиона только кивает головой под его внимательным взглядом, в несколько глотков практически опустошая первый стакан, и чуть морщится от резкого вкуса. желудок замирает в восхищении, благодарно принимая напиток, раскидывая толпы мурашек по её коже и обволакивая теплом. — признайся, ты ещё занимаешься алкоголем. почему все твои напитки такие восхитительные?
— прости меня ещё раз за то, что ворвалась вот так с обвинениями сразу. мне, правда, очень стыдно, — её губы дрогнули. в отличие от меня, он пытается жить. наслаждаться моментом, как это позволяют обстоятельства. в её глазах появляется понимающий блеск. гермиона чувствует, как сильно покраснела под его пристальным взглядом. кажется, он пытался найти скрытый смысл в её словах. — ничего плохого не вижу в низзлах, но твоё миона приятно звучит. ну что же, за взаимопонимание и отпустим все недоразумения?
и я в полной темноте заклинаю змей, превращаю боль в вино и хлеб; а душа моя - это покров, он плащом на его плече
[indent]"Глупыми?" — Забини жмет плечами. Небрежно, мимолетно, бескомпромиссно, обрубая дальнейшее обсуждение на корню. В его светском воспитании есть уйма плюсов. Пусть навыки, привитые с младенчества любому, кто вхож в высшее общество, за ненадобностью уже несколько лет и покоятся под толстым слоем пыли, но толк от них еще есть. В коротких словесных перепалках с профессорским составом Хогвартса, в тактичном отшивании директора МакГонагалл с ее очередной навязчивой и запоздалой заботой о своем узнике клятвы и артефакта. Вот и теперь - в отсечении головы у блеклой змеи сомнений, скользящей по тоненькой руке Грейнджер вверх к ее неприлично худому горлу. Были ли они глупыми? Или просто "продуктами" своего времени? Поломанными детьми, которые не смогли бы поступить иначе.
[indent]Кажется, что Блейз просто тянет к ней руку со стаканом. Невинный жест и звон стекла. На деле же норовит ухватить бледного аспида у самой шеи, отдернуть, прерывая удушливый кашель сомнений и мук Грейнджер. Все они заслужили небольшую передышку. Пусть даже в самой неожиданной компании. И пусть даже этот аспид сомнений вцепится в широкую смуглую ладонь Забини, оставляя идеально ровные раны, налитые пурпурно-черным ядом. Он все равно не почувствует. Он давно привык. Его боль давно затопила все сомнения, делая его сильнее, позволяя сделать шаг вперед. Оставляя тело бесчувственным к страданиям.
[indent]Ему смешно от того, что кто-то может предположить, что он, один из "слизеринских выскочек", аристократия, в чьих венах кровь, наверняка даже не голубая, а изумрудная, может кого-то спасать. Но ведь он предложил сам? Потому Забини лишь неопределенно ведет головой и делает глоток виски, даже не морщась. Посмеивается, хитро и с пытливым интересом глядя на Миону. — Ну я же уже озвучил угрозу. А ты доверишься, Миона? — В этих черных глазах черти обязательно станцевали бы танго, которое котировало бы крайние меры и не знало бы сослагательного наклонения. Но Блейз не знает ничего ни о чертях, ни о танго.
[indent]И вот оно. Казалось бы, Забини в привычной ему манере ведет в чистую. Собеседник очарован, обезоружен и близок к капитуляции. Но Грейнджер. — ...я даже жалею, что мы не общались ранее. оказывается, что мои стереотипы о змеях ещё хуже, чем ваши о львах. мистер забини, а вы умеете удивлять. и я бы с превеликим удовольствием когда-нибудь потом услышала твою историю. быть может, мы ещё станем друзьями, — Ох, эта Грейнджер.
[indent]Брюнет медленно моргает, неопределенно кивая, как делает всегда, когда в достаточной мере обескуражен, чтобы не быть не готовым выдать реакцию собеседнику с ходу. Неспешно делает еще один глоток, пряча замешательство за привычной и такой уместной сейчас мелкой рутиной. — Сейчас даже обидно, мисс Грейнджер! Конечно умею, — А сам сверлит своими бесконечно черными пытливыми глазами ее тревожно-карие, лихорадочные. Пытается понять, уж не бредит ли? Или может издевается? — Как знать-как знать.., — кажется, что-то решив для себя, произносит он, умиротворенно прикрывая глаза и мягко улыбаясь.
[indent]— У моего рода по материнской линии - рода Орсини, в Италии одни из самых лучших виноградников пикси. Моя семья ухаживает за писки, а пикси ухаживают за виноградом, из которого Орсини потом делают алкоголь, — чего уж скрывать, о некоторых вещах Блейз действительно готов говорить долго, со вкусом и удовольствием. И их семейное занятие алкоголем - одна из таких тематик. — Так что, можно сказать, я в каком-то смысле продолжаю семейное дело в рамках Кабаньей Головы. По-своему. Не создаю алкоголь, но хорошо в нем разбираюсь, отменно смешиваю и со вкусом пью.
[indent]— Извинения приняты. Я тоже был хорош, — за свое поведение по привычке не извиняется, но не потому, что не видит в нем ничего такого, а потому что не видит в извинениях никакого практического смысла. Окажись он в этой ситуации вновь - поступил бы также. — За взаимопонимание, М и о н а, а может
и начало... традиции — шкодливо, как-то совсем по-мальчишески подмигнув девушке, Забини еще разок касается гранью тяжелого бокала ее рокса.
[indent]Такими словами как "дружба" он не привык бросаться с порога. Но как знать, как знать.
Вы здесь » Hogwarts: into the void » истории » i really didn't want to have to do this
