гермиона в зеркале себя не узнаёт. ей бы волосы в пучок собрать, подставляя лицо под проточную ледяную воду; до багровых пятен и полной атрофии нервных окончаний. тональный крем за слоем слой, на иссиня-чёрные круги под глазными впадинами пару слоёв консилера, чтобы уж сразу и наверняка. на губы — излюбленный бледно-розовый оттенок, лучший способ прикрыть свои шальные нервы. у неё дурная привычка раздирать их в кровь, когда что-то идёт не по плану и не так. в последнее время, всё идёт не по плану; всё валится из рук, всё разрушается, словно карточный домик. и даже чары очарования не в силах скрыть её состояние полноценно.

её тянет в проблемы — тянет выяснить всё то, что происходит в родной школе. психиатр бы сказал, что ей необходимо вернуться к таблеткам. или стационарно понаблюдаться. но к психиатру она не ходит больше, таблетки всё так же валяются в тумбочке. чем ближе сегодняшний вечер, тем больше волшебница переживает по поводу их совместных с гарри посиделок со слизеринцами. они ведь совершенно не похожи, как ей думается; скорее — как кажется; потому что похожего слишком много. из общего у них чересчур большая ответственность на плечах и чужие ожидания, оправдывать которые совершенно не хочется. слишком для того, чтобы признаваться в этом. чтобы даже мысль подобную допускать.

у гермионы лишь маска к лицу приросла хорошо, кажется даже, что она всё ещё держится, что она всё ещё уверена в себе и знает, куда делает шаги. не знает. и рано или поздно в болотную топь уйдёт. главное, чтобы это не случилось сегодня. волосы идеально уложены, мантия разглажена, тонкие губы расслаблены, а не сжаты в нитку — кажется, гермиона грейнджер вообще не нервничает. с застарелым уже каким-то отвращением в зеркало смотрит. убеждается, что красноты нет, что глаза больными не выглядят. новую-старую маску выводит уже не глядя, по памяти штрихами наносит её. так становится хотя бы сносно. врать самой себе сил уже не хватает.

девушка выходит из своей спальни, сверкая улыбкой, и отправляется прямиком к крыльцу школу, где они договорились встретиться с другом. коридоры хогвартса встречают гулом голосов и шумом. ей непривычно слышать в свою сторону «профессор грейнджер», но гермиона подбадривает себя тем, что может теперь она посмотрит на всё под другим углом. может, очередное их «приключение» с гарри не будет таким плохим? сразу отсеивает от себя эти мысли. ведь если бы всё было не так критично, то директор макгонагалл не просила о помощи. остаётся лишь маленькая надежда на то, что сейчас они узнают хоть что-то новое, что не заметили сразу.

— прости, я опоздала, — гермиона нервно расчёсывает шею до болезненно-красных пятен, непроизвольно выдавая себя. благо, что мантия скрывает оставшиеся следы. теперь нужно не дать слабину. усиливающийся снегопад на улице намекает на то, что лучше бы им трансгрессировать прямо сейчас. и даже такая нелепость вызывает непроизвольную улыбку на губах девушки, потому что можно избежать лишних вопросов. — ну что, гарри, ты готов к незабываемому вечеру?

за считанные секунды они оказываются прямиком перед трактиром. гермиона делает очередную затяжку, вдыхая дурманящий аромат табака и вишни, и, со свистом открывает входную дверь, струшивая с мантии остатки растаявшего снега. «кабанья голова» для неё как минное поле [несмотря на то, что когда-то именно здесь они отрядом собирались] — осторожно идёт вдоль стен, попадает каблуками в трещины между половиц и направляется в уединённую комнату, в которую их направила официантка.

грейнджер будто в вакууме, её лёгкие сминаются как полиэтиленовый пакет и вот-вот разорвутся. вдох-выдох. ей нужно что-то покрепче и подороже, её желудок привык к огневиски. к чему-то в несколько раз крепче. но здесь лучше не переходить черту — мало ли, чем это всё может закончиться. придётся остановить свой выбор на эльфийском вине, если оно вообще здесь есть.

— при... здравствуй, пэнси, — её голос подрагивал: подумать только, гермиона прокручивала этот разговор миллион раз в своей голове, а сейчас не может даже слов нужных подобрать. закидывает мантию на спинку стула и присаживается напротив коллеги. — надеюсь, мы с гарри не заставили себя слишком долго ждать.

Отредактировано Hermione Granger (2021-10-07 18:03:45)

Неровные белые хлопья мягко оседают на покрытую инеем зеленую траву, окропляя ее тусклую зелень мягким еще скудным покрывалом первых шагов зимы, обещают сугробы, обжигающий кожу мороз и красные щеки по утрам, когда он снова будет бродить по опушке Запретного леса, погружаясь в пучину уединения и собственных мыслей. В этом году снегопад пришел раньше обычного, застилая широкие школьные окна белыми занавесями, от чего в голову приходят приятные, трепетные воспоминания о тех прекрасных школьных днях, когда они бегали по коридорам с портфелями, боясь снова опоздать на урок к суровой Макгонагалл, смотрящей из по своих строгих очков не менее строгим и суровым взглядом с оттенком укора. С тех далекий, забытых дней утекло слишком много воды и воспоминания теперь затуманены проплешинами, присыпаны пеплом обид, потерь и постоянной, тянущей где-то под «ложечкой» виной. Он щурит глаза через стекла неизменных круглых очков, отвернувшись спиной к пустой, заваленной смятыми свитками и перьями аудитории и пытается отпустить мысли в небытие, очистить свое сознание от длинного учебного дня, тяжелого месяца и скудного на положительные воспоминания года. В ушах гудит пафосное «профессор Поттер, а скажите…!» от чего хочется засмеяться и по привычке сказать что-то в стиле « да что Вы! Просто Гарри!» но он вовремя одергивает себя и, нервно поправляя полы профессорской мантии продолжает немного сбивчиво отвечать на десятки вопросов любопытных третьекурсников, отмечая про себя, что в свое время не был столь заинтересован в учебе. Они сидят за партами, такие прилежные, с белыми накрахмаленными воротничками, горящими взглядами и заинтересованностью, порой вызывая в голове логичный вопрос « а так ли им интересен предмет или все таки тот, кто его пытается преподавать?» но ответа никогда не будет, а значит нужно просто делать свое дело, не отвлекаясь на размышления о пустом. Никогда раньше Гарри Поттер не мог представить себе, что будет стоять посреди аудитории заклинаний, монотонно повторяя заученные до автоматизма пассы волшебной палочкой, снова и снова помогая студентам отработать новое заклинание, прописанное в школьной программе ( не такие мечты на будущее были в его взлохмаченной голове). Макгонагалл снова присылает записку, плавно влетающую в распахнутые двери кабинета, там что-то о важном, наверное, но у него уже нет времени разбираться с делами будничными, нужно наконец-то решиться и выйти из школы, он дал обещание Гермионе, а значит должен держать себя в руках и не тянуться к стакану с виски, чтобы пережить «непринужденную» встречу бывших однокурсников, а теперь уже коллег.

– И кто вообще придумал идти в «Кабанью голову» в таком составе? – он щурит глаза на Гермиону, стоящую аккурат против солнца и кривится от попадающих на лицо снежинок, тут же растекающихся по коже мокрыми полосами холода. Теплый мех мантии приятно щекочет шею, он кутается в нее будто ищет защиты и хмурит широкие брови на подругу, нервно покусывающую тонкие губы. Эта привычка осталась с ней еще со школьной скамьи, когда упорная, трудолюбивая Гермиона просиживала долгие часы за древними фолиантами и учебниками, выгрызая свое заслуженное прозвище «зазнайка» и безоговорочное уважение друзей. – Ты сама-то готова, подруга? Перестань грызть губы, мы же не на войну собрались. Наверное – он уже и сам не совсем уверен в решении воссоздать подобие мира и дружелюбия, но выхода нет – они обязаны стать на тропу если не дружбы, то хотя бы взаимного терпения, избегая желания вцепиться в глотки друг другу, стоит только рассвету окропить розовыми красками широкие своды Большого зала. Время ненависти и отрицания осталось где-то в девяносто восьмом, припорошенное разрухой, огромными глыбами камней и десятком трупов, нашедших упокоение под толстым слоем черной земли. Они больше не дети.

«Кабанья голова» кажется такой же, как семь лет назад, как будто бы они вернулись в прошлое, такие же неуверенные, мнущиеся на пороге бара, вход в который был заказан всей золотой троице ( как же смешно это звучит теперь). Его окутывает запах табака и вишни, мягкий аромат духов Гермионы ( она все еще пахнет бергамотом, как в юношестве), а по ушам пронзительно бьет звон колокольчика над входной дверью. И Гарри Поттер бредет за подругой вперед, опустив голову вниз, будто боится споткнуться, но на самом деле он просто не хочет смотреть вперед, так проще, так перед глазами не пробегают фотопленкой воспоминания. Внутри тепло, пахнет хмелем, приятным гулом шумит заполняющийся к вечеру кабак. Люди смотрят, кто с любопытством, кто с абсолютным безразличием – прошла эпоха постоянной узнаваемости, ненужной, непрошенной славы. Теперь они просто волшебники, погруженные в свои жизни, проблемы, эмоции. У каждого своя жизнь, не под прицелом «Ежедневного пророка», прытко – пишущего пера, простая, смертная жизнь, простых людей.

Гермиона несется вперед ураганом эмоций, будто бы сжатый клубок нервов ( и зачем такие эмоции ради одной встречи?), сметает на своем пути проходящих мимо, но резко останавливается перед дверью в уединенную комнату, будто бы пытается перевести дух, остепениться и создать вид той Грейнджер, к которой все уже успели привыкнуть  - сдержанной и практичной. – Пр…привет, ребята - Он улыбается, наблюдая за подругой и тут же становится рядом, отряхивая с меха остатки снежинок, комкает мантию в пальцах, с обкусанными ногтями, глупо щурясь в запотевших, нелепых очках. Еще вчера они оба стояли за широким дубовым столом преподавателей, нервно улыбаясь представлению директора, аплодисментам и рваным поздравлением новоиспеченных коллег, а сегодня стоят в неловком ожидании, рассматривая холеные лица бывших сокурсников, давно уже не похожих на тех студентов, которыми они успели запомниться Гарри Поттеру. Он как-то неуклюже тянется к плечам подруги, стягивая с плеч красивую мантию, все еще не переставая мысленно проклинать дарклов, гиппогрифов и прочую волшебную братию за то, что позволил уговорить себя на такую глупую идею и только не забывает кивать на холодные приветствия и короткие фразы бывших слизеринцев, за что получает прохладный серый взгляд. – Да, да, конечно, мы подождем, Драко.

Проживи с собой четверть века, а все равно нет-нет да и столкнешься с реакцией, которой от себя, знакомой, как облупленной, не ждала. Возможно все дело в чертовски хорошо смешанном "зимнем сне", но когда Пэнси лицом к лицу - и пару мгновений наедине,- оказывается с источником своего раздражения в облике двух гриффиндорцев, она испытывает вместо законной ненависти исключительно приятное чувство. Весьма темного, некрасивого толка, но это с точки зрения тех, у кого рученьки вечно в белоснежных перчаточках, а языки до блеска отдраены с мылом. Слыша подрагивающий голос Грейнджер, ломкие, как сахарное печенье фразы, она едва сдерживается, чтобы не рассмеяться в голос. Надо же, как будто это от нее зависит пригласят ли львят за стол или выпнут из паба под зад бодрым "ступефай". Такого подарка для своего самочувствия она от заклятых соперников не ожидала. Даже предусмотрительно дипломатичный Драко, возникший за спиной у Поттера, как будто тот его в панике притянул "карпе ретрактум", не смазывает впечатление предупреждающими мягкими фразами и ощутимой тяжестью ладони на плече, кутающими шипы Пэнси в глухую вату. Образ хозяина, приласкавшего задиристую псину, но готового тут же укоротить поводок при необходимости в голову Паркинсон не приходит. Не нашелся ещё такой поводок, знаете ли.
- Куда торопиться,- подаваясь вперёд и уперев подбородок в чашечку сложенных ладоней, отзывается она на предположение Драко,- В кои-то веки нам комендантский час не указ. Впрочем, помнится,- белозубая хищная улыбка в сторону Гермионы и Гарри,- для вас он и в школе мало что значил. Кстати, где ваш третий? Увидев вас, я не сомневалась даже, что он появится следом, как чертик из табакерки.
О похождениях Золотого Трио, разумеется, трепались все, кому ни лень, что досаждало хуже неразношенной обуви. С самого первого курса, когда оказалось, что за нарушение школьных правил наказывают вроде как всех, но есть исключения, которых за это ещё и поощряют. За семь лет учебы эта "исключительность" гриффиндорцев  успела изрядно набить оскомину. Пэнси встряхивается всем телом, чтобы отогнать раздражение, вновь поднимающее в ней голову от этой мысли и беззвучно поминает всуе Блейза, который мог бы и поторопиться. В этот самый момент Забини являет себя во всей красе, а вместе с собой - и гордость "Кабаньей головы", прежде всего заключающуюся в том, что старому пабу повезло сменить владельца. Напитки точно стали такими, что "Трем метлам" пришлось потесниться, чему Пэнси радовалась совершенно неприкрыто.
- Позёр,- беззлобно оскалившись, она салютует Блейзу бокалом, с восхищением рассматривая мечущуюся по льдистым граням молнию. На языке молния взрывается острыми искрами, те разом сметают сонливость и усталость, оставляя только лёгкость и необычный прилив сил. Пэнси поднимает большой палец в знак молчаливого одобрения. Громо-джин источает отчётливый аромат грозового озона, в который вплетается что-то травянистое и подозрительно знакомое. Обернувшись к Драко, Пэнси утыкается носом тому в плечо, вдыхая поглубже смешанный сложный запах, исходящий от волшебника и, довольная своей догадкой, хмыкает.
- Колись,- подняв голову шепчет на ухо Малфою,- Что вы мне подмешали, заговорщики?

Подпись автора

av by scaramouche

[indent]Когда Поттер называет его по имени, Малфоя передергивает. Может всё дело в голосе, а может в том, что он никогда к нему так не обращался. Слизеринец не может объяснить почему, но "Драко" из уст героя войны звучит неуместно и даже дико - с тем же успехом можно было сказать "достаточно воды, чтобы потушить адское пламя". Еще одно неприятное воспоминание скребет по гортани острыми углами обгоревшей щепы. Уже не болит, но по-прежнему задевает. Профессор зельеварения поправляет платиновые волосы и вымученно улыбается, сглаживая впечатление широким мазком условной вежливости.
[indent]- Кстати, где ваш третий?, - надеюсь, кончился. У Малфоя слюна поперёк горла встает, стоит Панси заикнуться про Уизли. Всегда остается что-то, что со временем не меняются, даже не взирая на внушительный массив пройденных психотерапевтических сессий. Вот еще одна странная вещь, но Драко не может объяснить, чем же его так раздражает Рональд? Вероятно тем, что дышит, но это так себе объяснение.
[indent]- А тебе, позволь спросить, Поттера с Грейнджер не достаточно? - наклоняя голову в бок цедит блондин на ухо Паркинсон. Если так пойдет и дальше, то он рискует не дождить до прихода Забини, благо он в отличие от рыжего недоразумения действительно оказывается легок на помине. Драко чуть привстает, помогая расставить на столе тарелки с закусками не столько от того, что чувствует необходимость помочь, а потому, что остро нуждается чем-то себя занять.
[indent]- И что, драккл это всё дери, в очередной раз происходит? - первыми не выдерживают нервы Грейнджер. Малфой изумленно вскидывает бровь, награждая гриффиндорку невесомым взглядом.
[indent]- Разве, не для того вы здесь? - васильковые глаза скользят по девичьему подбородку и переходят к хмурому лицу Поттера, который, кажется, физически ощущает свинцовую тяжесть сгущающихся туч. Драко его прекрасно понимает - ничто не однит сильнее, чем общее неудобство. И всё-таки ему немного проще. У него за плечами долгая работа с психологом, двадцать пять лет жизни в Меноре, год преподавательской деятельности и вовремя вернувшийся Блейз, который глотком свежего воздуха раздирает его легкие, стоит только появиться, - Профессор МакГонаггл рассчитывает, что вы найдете ответ на этот вопрос. Мы все рассчитываем
[indent]Легкий кивок подбородком и изящный поворот корпусом. Малфою сложно поддержать ностальгические излияния Грейнджер, хотя он понимает, о чем волшебница говорит. Просто его приятные воспоминания о школьных годах в основном заключаются в тех моментах, где удавалось причинить Поттеру дискомфорт - его так воспитали. Гарри должен был либо стать его другом, либо не должен был существовать. Спасибо Люциусу, прекрасный отец, впрочем, сам Драко тоже хорош. Не стоит об этом.
[indent]- Спасибо, я уж начал переживать, что мое лицо недостаточно кислое. Ты превзошел самого себя, - это не более чем шутка - Малфой подчеркивает это мягкой улыбкой и теплым блеском васильковых глаз. С благодарностью принимает джин, от которого веет базиликом и жарким августовским вечером, усаживается обратно. И тут же ему в плечо утыкается острый носик Панси, успевшей прокатить о небу раскаты громового джина.
[indent]- Если ты не будешь вести себя тактичней, я начну жалеть о том, что это была не "Жидкая Смерть", - в шутку шепчет Драко, касаясь макушки Панси теплым дыханием и дразняще клацает зубами. Его самого нельзя назвать большим фанатом происходящего, но принимать столь агрессивную защиту, как это делает подруга, Малфой не намерен. Бледные губы расплываются в улыбке и он небрежно целует профессора древних рун в темечко, будто бы благословляя. Затем отстраняется и говорит уже громче, - разумеется аммортенция, моя дорогая. Разве ты не знала, Блейз изо всех сил старается тебя вернуть?
[indent]Малфой поднимает свой бокал, салютуя. На секунду он медлит. Стоит ли чокаться? Традиция скандинав, подчеркивающая доверие к собравшимся, кажется уместной, но чересчур жизнерадостной. Пожалуй, для неё еще не время - тут лишняя улыбка может показаться вымученной вежливостью, роднящей происходящее с фарсом, усугублять нет необходимости. Малфой ограничивается грациозным жестом и опускает лопатки на спинку кресла. На молочных щеках проступает розовый румянец. Блейз присаживается о правую руку от него, Драко очень признателен и незаметно касается ладонью его бедра под столом - еще одно невесомое  движение, оставляющее от себя теплый след и небрежную складку на ткани.
[indent]Повисшее молчание разбивает ровный голос профессора.
[indent]- Меня очень подмывает сделать ставку, через сколько Гарри Поттер станет убеждать свою подругу, что во всем как всегда виноват Малфой, - и это тоже шутка. Она читается в смягчившихся чертах его худого лица. Блондин смеется, прикрывая рот кромкой презентованного бокала и сбрасывает с плеч наряжение, - извини, не мог удержаться. Меня всегда восхищала твоя непоколебимая уверенность в моем злобном гении. Минерва уже ввела вас в курс дела, так ведь?