веснушкам, усыпающим её кожу, нравится компания солнца, и ни тренировки, ни помощь молли уизли в огороде ситуацию не спасают - вечером, задрав к потолку тянущие ноги, девушка наблюдает рыжие хитрые крапки даже на пальцах. пальцы, которыми она шевелит в молчаливом от данного факта возмущении, стыдливо молчат и даже не раздвигаются, что особенно обидно: у тедди даже сейчас выходит, если провести по подошве стопы ноготком, и смех такой заливистый и пузыристый, как апельсиновый мармелад.

она укладывается поперёк постели, распрямляет напряжённые конечности и пятки прижимает к стене; тянется, капая на простыни и на пол с волос, жмурится в малиновую дымку от окна: из него, растворённого, несётся квохтанье куриц и скрёпот сверчков, звенящих в приближающихся сумерках на всю округу. позже, когда темнота поспешит за часовой стрелкой к рассвету, запоют и птицы. обещание прохлады крадётся по скрипящим половым доскам сотней августовских языков. о каждом незначительном движении говорят пружины постели, а девушка молчит, закрывая глаза. ей бы, наверно, позвать в гости хотя бы гарри - здесь... хорошо. всё лучше, чем гриммо. не выйдет позвать гермиону, подруге теперь в обществе уизли не так удобно. уизли самим в последние годы удобно не очень.

с гостями понурая тишина превратилась бы в более гостеприимную, механические движения притворяющихся живыми родных сменились бы на целеустремлённые, а воздух стал легче - сейчас духота уныния давит к земле, каждого из участников предприятия под названием "нора" превращая в тень. они словно исполняют повинность, не в силах восстановить вращение распавшихся во все стороны шестерёнок, и каждый всё больше о себе.

единожды проникнув в рёберную клетку горе, кажется, ледяной пылью по венам разносится по всему существу, копится на кончиках волос, истончает до бритвенной остроты ногти и зубы. впечатление такое порой, что джинни следовало бы стыдиться своих волос - распущенные, они особенно напоминают пламя, то самое, что четыре года назад охватило страну, а в мае в предсмертное объятие заключило хогвартс. не первая это и не последняя, но как для многих основная причина для горя? раскаяние колет лёгкие изнутри - она предпочитает спрятать голову в песок, всё же фред, но в то же время и джиневра в начале месяца дошла до двадцати; могла бы нет, если бы не мама. постыдным кажется радоваться живым, потому она молчит и продолжает считать дни.

те летят, потому что жизнь продолжается. и тянутся одновременно зазубренным серпантином, потому что не для всех.

пройдёт. прошло бы быстрее, если бы усталость не забивала голову илом, опуская на дно, туда, где почти и не чувствуется течения. вместе с тем чувство на удивление вкусно - оно теплом оплетает каждую мышцу несмотря даже на принятую ранее ледяную ванну и волнами укачивает в сторону дрёмы. боль уставшего после тренировки тела не бодрит, как должна бы, не наполняет эйфорией, но несмотря на это приятна и тяжестью своей захватывает в объятия, подталкивая закрыть глаза.

в тени из-под век - голоса. девушка точно знает, что там есть гарри, они куда-то идут, держатся за руки, смеются и разговаривают; молчат тоже, но нет в том молчании ничего от хриплой до слёз тишины потерь, хотя и потери там тоже есть.

хлопает дверь.

клокочет пламя камина в гостиной, явно кого-то приветствуя, родители обсуждают, кажется, новости - мама довольно громко, проходит мимо двери в спальню джинни, запускает цепочкой мысль о том, чтобы выбраться в окно и на крышу подальше от шума, но её хватает только скатиться на бок и свернуться клубком, огорчённо вздыхая. словно ракушка, оставшаяся на линии прибоя, она слышит стук земного сердца в висках и дышит медленно, поджимая успевшие озябнуть стопы.

гром разрываемого на улице воздуха подкидывает её с кровати во всём великолепии неудобной позы, бросает на неловких до дрожи в коленях ногах к окну - а там морды сверкают оскалами, будто из засады улыбаются жертвам, а горизонт в косу цвета аквамарина вплетает редкие бусины древесных крон. и у калитки знакомая каждым жестом фигура, всё-таки различимая в темноте.

- луна? - вытягиваясь от удивления лицом, бормочет девушка. свет фейерверков опаляет стены её комнаты в радугу, позволяя найти сорочку и быстро добраться до ручки двери, а потом наружу. дело скорее в сменившей дневное пекло прохладе, но дышать в разы легче, чем ещё пару часов назад.

- что происходит? - родители уже у прихожей. оба смущены больше, чем возмущены неожиданной феерией, и это неожиданно вызывает у девушки улыбку.

- о, просто луна. кажется, - на неё похоже. ещё до дрожи напоминает фреда и джорджа в очередном их мелком сговоре. разница лишь в паре вещей, и одна из них в том, что гостье мама не будет читать нотаций. может быть только удивится позднему визиту. не важно.

дверь закрывается за её спиной, а окрашенную снаружи волшебным сиянием темноту разбавляет свет с кухни - видимо, мама решает приготовить что-нибудь для неожиданной гостьи. та же словно сияет, светлым силуэтом вбирая в себя свечение. рядом крылатая тень, но тень, пожалуй, второстепенна.

- луна! - девушка отзывается эхом вслед, спешно проскакивает по тропинке к калитке, ловит подругу за плечи и распускает веснушки по лицу улыбкой. движения её неловки внезапным подъёмом вкупе с медовыми каплями усталости, собирающимися по краям существа, - что ты здесь делаешь?

вопрос скорее риторический и полнится до краёв радостью пополам с удивлением.

- согласна, школьная форма шла мне куда больше трудовых будней, - она почти не обращает внимания на себя, оборачивая печаль в шутку хотя бы на первые минуты после встречи - всё позже, сначала первое по степени важности - вместо того, не в силах сдержать смешки, оглядывает подругу с ног до головы, - вот тебе путешествия явно на пользу. ты надолго? - встряхивает головой то ли в попытке прогнать наваждение, то ли от удивления, - ну-ка ущипни меня! - а сама между тем обходит нежданную гостью со спины и подталкивает к дому. - поверить не могу! мне казалось, что у тебя непочатый край исследований впереди. или твой симпатичный коллега тоже приехал?

не может же такого быть, чтобы он оказался фестралом?