дата рождения: 02.05.1903; место рождения: холм Цуругаока, Камакура, префектура Канагава, Великая Японская империя; чистота крови: Цуру, журавль-оборотень;

образование: нет; занятость: коммивояжер сети чайных «Чайный пакетик Розы Ли»;

артефакты:
связка из двадцати журавлиных перьев на серебряной цепочке, нерушимых временем, но подвластных огню. в руках обычных людей перья дарят вдохновение, удачу и поддержку исключительно в добрых, с точки зрения сато, делах; муляж волшебной палочки, заряженный на заклятье «люмос», требует некоторой перезарядки со временем. очень красивый фонарик из кипариса с резьбой.

характеристика“я изобрету тебе лекарство от боли,
я успею склеить миллионы журавликов:
и взлетят они в небо как самолеты,
и опустятся в моря как парусники.”

сильные стороны: потенциально бессмертен. умеет обращаться в человека — именно в такой формулировке, поскольку изначально он все-таки цуру, а не кто-то другой. его перья приносят удачу и вдохновение, хотя столь тонкая материя не может быть точно измерена. скорее сам сато, подарив человеку свои перья, окажет максимальную поддержку тому, кто ему нравится. но вообще он очень добродушная птица, людей любит, всегда рад помочь всеми средствами, если считает предстоящее дело добрым — это главное и единственное условие. покровительствует искусству, разбирается в течениях и школах, сам играет на рютэки и отдает предпочтение абстрактной каллиграфии. торгуется как базарный черт, входит в доверие, но предпочитает не обманывать, а сделать всем хорошо. физически развит в рамках человеческих способностей. владеет японским, китайским, английским на уровне уверенного носителя, который может красиво излагать мысль;

слабые стороны: потенциальное бессмертие прекращается, если убить его в человеческой форме и сжечь журавлиные перья из связки и те, что хранятся у достойных людей. сейчас связка почти полна. не обладает какой-либо магией кроме магии обращения, но на него самого хорошо действуют проклятья и зелья. по-детски наивен. несколько раз в своей жизни попадался на удочку «хороших людей», придерживающихся далеко не  гуманистических взглядов, поэтому если его запутать, то может подобраться и к убийству во благо, хотя сам будет от этого долго страдать. легко попадает в подчинение людям и с трудом из него вырывается. не может сделать «зла» по собственным взглядам даже на краю гибели, не терпит насилия. не переваривает мясо, вообще может отравиться даже водой, часто болеет простыми магловскими болячками. когда ты такая загадочная бессмертная магическая хтонь, но у тебя температура и ты помираешь на полу в своей квартире;

родословная: цутоми сато — мать, цуру, более 354 лет, местоположение неизвестно. цутау сато — отец, цуру, более 400 лет, местоположение неизвестно. цуя, цубаки, цуморо, цубуру, цукихи сато — братья и сестры всех возрастов, цуру, местоположение неизвестно. акаибара хасимото — названная сестра, 98 лет, она же «роза ли», владелица сети «чайный пакетик розы ли», сейчас приторговывает в заведении в хогсмиде, предсказывает будущее особо милым клиентам, чистокровная волшебница. кёта хасимото — правнук акаибары, 27 лет, управляющий чайной «чайный пакетик розы ли» в хогсмиде, полукровный волшебник.

ему три месяца, он встает на крыло и летит, еще не избавившись от рыжего следа в оперении. пляж юигахама звучит холодными волнами о берег, полный рыбаков. на них смотрят снизу вверх, и молитвы вместе с ветром наполняют крылья силой. у него три старшие сестры, а еще две погодки, с которыми они вместе пробуют себя в воздухе. родители. они не осознают себя как родственники, но нежное прикосновение клюва и робкие танцы в заводи заменяют им чувства.

к дому людей он впервые приходит уже молодым. его привлекает запах чая, который он прежде не встречал. маленькая девочка выносит поднос с небольшими чашками на улицу и сидит одна в саду. присутствие цуруги становится привычным. для маленькой волшебницы неудивительно, что скоро вместо птицы к ней забегает мальчик. родители акаи — настоятели храма цуругаока.

— я люблю тебя, — говорит она, цепляясь за одежды юноши. он растет быстрее, но стареть ему не дано. и глядя на девочку, которую вот-вот буревестник унесет в махотокоро, он может только слабо улыбнуться. и отдать ей свое перо, чтобы рассказать о своих чувствах не так отчаянно. «я понимаю и принимаю».

стая по имени сато. когда они возвращаются с зимовки или когда странствуют по островам, их всегда приветствуют и маги, и простые люди. но с екаями все гораздо сложнее… когда одних истребляют, цуру восхваляют. только самый жестокий человек решится на преступление — убийство журавля. тогда в его деревне или в городке больше никогда не поселится стая.

цуруги был дерзок в понимании сородичей. чаще сбрасывал перья, чаще оставлял болота для прогулок по городам. но даже холодная комната студента токийского университета была ему теплее, пока он созерцал, как голодный мальчишка пишет и пишет. что-то черное рядом с ним ходит, а цуруги отпугивает его, мягко похлопывая по плечу и обещая найти еще немного денег, чтобы отапливать комнату. в чужом пальто он ходит по улицам, заглядывая в глаза и даря свое сострадание каждому, кому потребуется. он бы и пальто отдал, но следующей ночью мальчишка точно замерзнет.

землетрясение поднимает птиц с насестов и гонит их на север. цуруги прижат к земле пожарами и спертым воздухом токио. его не пугает гибель — в канагаве его перо хранит в шкатулке счастливая невеста акаи. не пугает его болотного цвета форма, в которую его наряжают. не пугает его путь в китай, когда оружие обжигает руки, и каждый день в чужих лесах его убивает, вырывая сердце. крыльями не поднять погибших из могил.

его побег — лишняя тень в клине серых журавлей. его плач на плече акаи, баюкающей младенца, — смиренная песнь. он хотел бы вернуться в стаю, но ему роднее чужая семья, в которой присматривают за ним. а он возится с ичиро. его отец смотрит на цуруги как на собаку, достаточно дружелюбную, чтобы защитить маленького. эта миссия кажется важнее идеи духовного главенства для всего мира. мальчик, не умеющий ходить, хранит в себе больше, чем любой идеологический трактат.

— цуру, — ичиро тянет руки к нему, а сато несется за асаи и шином, чтобы рассказать о первом слове. маги говорят, что мальчик тоже станет хранителем храма журавлей, что он обязательно увидит, как птицы вернутся на остров.

— может, ты создашь свою стаю, — говорят ему. цуруги никогда об этом не задумывался, но теперь кажется, что так можно. чтобы иметь дом, необязательно жить в одном и том же болоте. как раз наступают скверные времена и для волшебников, и для екаев. цуруги оставляют счастливую семью и перебирается вместе с одним из музыкантов на юг, следуя за мелодией, которой он делится с цуру вместе с рютэки. 

музыка глохнет в момент, когда взрыв ослепляет их всех. он не спрашивает, кто вы или что вы. не выбирает по чистоте крови и цвету оперения. просто оставляет тебя обожженным рядом с пеплом. когда грудь снова учится дышать, он возвращается в дом, который его рад всегда принять. муж асаи мертв. повезло, что ичиро был в махотокоро.

время не спрашивает, чего хотят они. поэтому английская речь в их быту появляется против воли. европейская магия приходит вместе с магловским бытом, когда не так много способов выжить. храм уже не играет такой роли. в группировке «сэнго ха» цуруги быстро находит что-то, что дает ему сил. он задумывается о том, чтобы попытаться найти оставшихся членов сато, если они остались на островах. под надзором он вместе с акаи переезжают на хоккайдо, где условия жизни хуже, но найти цуру проще.

как говорят местные маги, птиц, подобных сато, здесь не видели уже давно.

— я жалею, что я не буревестник и не могу унести вас отсюда. я всего лишь слабый журавль, — найдя у добрых людей кров, говорит цуруги. акаи утешает его, заваривая свой отменный чай. она уже немолода и на людях зовет себя его матерью. смешно. она просит его позаботиться об ичиро, когда тот вернется домой, если ее не станет.

после снятия оккупации они покидают страны, ища пристанища у волшебников азии. ичиро находит применение талантам матери — домашний чай оказывается востребован, если скрыть их японские имена в искусном владении китайским. роза — акаибара, пусть и не красная. их маленькая китайская лавочка перебирается на другую сторону улицы магического нью-йорка, обзаводится вторым окном, потом третьим. они устраивают у себя предсказателей средней руки, позволяя им развлекаться в свое удовольствие, а цуруги по вечерам играет на рютэки и рассказывает свои истории. их псевдо-китай в их псевдомире.

— может, они уже вернулись, — надеется сато и вместе с серым клином отправляется обратно, оставив акаи ее только-только женившемуся сыну. но белой птице не спрятаться даже в тумане, который набегает вместе с волнами на берега островов. его ловят знакомыми криками и шелестом перьев и сажают на цепь. общество охотников на екаев ему ничем не светит, только из разговоров узнает, что найти цуру — дикая удача, и их не видели со времен войны. поймавшую их кицунэ мало интересует какая-то птица, она упивается страданиями. сато сначала хочет ее поблагодарить, узнав в ней что-то далекое из жизни обычной птицей в лесах у горы фудзи. но очень быстро картин человеческих мук, которыми упивается лисица, выворачивают его слабый желудок. такой чай ему вряд ли придется по вкусу.

безрезультатные поиски закидывают его на туманный альбион, где разворачивается ужасная темная война. обитая в доме замкнутого писателя на берегу моря, цуруги даже не подозревает, какая охота ведется на всех, кто не отвечает чистоте крови. но он отдаляется от магов. и когда возвращается в лондон, чтобы отвезти в печать сборник, то находит пустое симпатичное помещение в косом переулке. владелец, говорят, погиб, его кофейня не могла жить больше без него. цуру тут же пишет хасимото, и вот она уже вместе со своим правнуком на руках раздает указания, что и где поставить.

довольный сато вместе с одним из местных магов совершается путешествие по британским островам, присматривая в кварталах места для новых чайных. в хогсмиде они тоже решают открыть чайную. акаи так нравится, что она решает там остаться, пока цуруги продолжает путешествовать с предложениями для открытия новых чайных, поиска хороших сортов, волшебников, готовых с ними сотрудничать, и своей семьи. ему-то просто сдать вещи почте и отправиться с очередным клином в путь. остановки у будущих писателей, музыкантов, поэтов, художников… пока те еще не подозревают, кто они, сато что-то в этом видит.

правнук кёта живет с родителями в японии, куда они все-таки решили вернуться со своей чайной. и хорошо. потому что ребенку лучше учиться там, чем смотреть за штурмом замка. обложив заклятиями чайную, цуруги и акаи смотрят в окна. она слишком стара для такого и повидала слишком много войн. а он просто бесполезен. его волшебная палочка из кипариса ночью разве что дорогу найдет. но нет ощущения трусости в их нежелании присоединиться к битве за хогвартс. они чувствуют, что лучше им будет спустя время предложить помощь в восстановлении замка, финансово поддерживая и жителей деревни, с которыми так сроднились.

— ба, да я один здесь справлюсь. а пляжи юигахама тебя ждет, — в хогсмид возвращается кёта, постоянно бурчащий, что бабке бы на покой, а не у прилавка стоять. родители возродили храм, но журавлей все еще нет. с буревестниками преодолевая огромные расстояния сато их навещает, но пути обратно не находит. для человека вековой порог — повод подвести итог. для него — лишь звук. пусть акаи и говорит, что у нее два внука, ее он видит все еще той девочкой, что напоила журавля чаем.

о вас
планы на игру, пожелания: радовать жителей хогвартса и хогсмида, проводить коллективное попивание чая, решать чужие проблемы, вдохновлять на свершения, раздражать лису;
в случае ухода: забыть;
связь: лс;
пример игры:

тот самый пост

Вода вязкая, и кажется, что лишь потому в ней не тонет лодка. Стоило бы попробовать уронить в нее факел, чтобы посмотреть – сгорит ли и подземный канал или нет. Восточное черное золото вспыхивает моментом, разбрасывая огненные перья по всем стенам, оставляя такие же черные следы на скелетах.
– Давно здесь не были? – говорит искатель, держащий электрический фонарь, чей луч углубляется в канал и прогоняет редких крыс с выступов. Вот и не поджечь как следует черное золото. Бак садится вполоборота и смотрит снизу вверх на своего сопровождающего.
– Последний раз еще стажером был, – честно говоря, здесь его память подводит. Может, отчитывался когда, может, навещал своего деда, чтобы старику жилось хорошо. Хотя он настолько привык к своей капусте, что их общение больше нужно самому внуку. Только неожиданное возвращение больше похоже на прикованного цепями к стене пленника. Сначала объехать все филиалы, ознакомиться с деятельностью, передать свои обязанности следующему смотрителю северных лабораторий, а потом домой. Это ведь действительно дом.
Борт стучится о каменный причал. Спасибо, что без встреч, они как-то… Напрягают. Почти все сотрудники его тут ребенком знали, а теперь он будет слушать от них вежливое обращение, а им раздавать указания. В каком-то смысле у него есть опыт. В каком-то смысле его нет.
– Прибыли немного раньше, – скачет эхо по стенам, а Бак оглядывается. Все-таки просто вода. Прозрачная. Можно увидеть ступеньки, уходящие ко дну в зелени. Даже здесь нашлась зелень. Ничего, у них есть такие балконы, на которых цветет все. Чан помнит и еще с детства, когда Фоу разбивала их о его голову. Кстати.
– Конечно, кто еще будет встречать дурака-Бака, – человечка действительно не было на месте, где он сейчас появился. Названный своим детским прозвищем светловолосый хмурится и складывает руки на груди, обмениваясь с барышней пониже себя ростом относительно опасными взглядами. Как будто воздух вот-вот заискрится.
– Давай ты уже устанешь это повторять на каждом причале, – бурчит Бак, перепрыгивая на каменную кладку вместе со своим скромным скарбом в черном чемодане с кожаной ручкой. Шар в волосах кажется на порядок тяжелее, но зато он не звенит пустотой. Он потяжелел в тот миг, когда рука изрисовала в крови не открывающиеся внутрь двери. Бак никогда бы не стал винить Фоу.
– И так каждый раз возвращаются домой после экспедиций? – Утвердительный кивок искателя, с которым они случайно пересеклись по дороге, когда поезд Бака сошел с рельс, оправдывает все ожидания почти назначенного руководителя Азиатского подразделения. Приятно побыть на месте будущих подчиненных. Услышать сердце не в груди, а где-то в ушах, когда запах ужасно домашних водорослей еще не надоел, но уже выгоняет на верхние этажи, поближе к пыли, высвечиваемой солнцем.
– Ладно, мелкая, мы с тобой еще повоюем, – потрепать Фоу по волосам не удается, она без зазрения совести отвешивает ему пинок и утверждает на своей высоте, что Чан тоже не слишком-то высокий. О том, что можно уронить свой авторитет еще ниже, человек с чемоданом даже не думает. Он так и хотел, чтобы все оставалось на своих местах. Чтобы его не сжали в кресло пыток в рубке, а он лишь от случая к случаю подменял на посту своих родителей. От случая к случаю – теперь его профессия и, конечно же, его выбор.
– Мне нужно перезарядить талисманы и фонарь, а потом отчитаться в своем руководстве, так что, еще может быть увидимся, шеф. – Искатель выделяет последнее слово и сворачивает на свой этаж, когда они втроем поднимаются по ступенькам. Фоу, конечно, не носильщик, чтобы помочь отнести чемодан, и по рассеянности оставляет его возле входа в столовую, где еще много народа в таких же белых халатах поверх черных рубашек. Черно-белое общество. И Вавилонская башня, где языки смешиваются в один, хотя сколько раз приходили просьбы от руководства, чтобы все говорили только на английском. Ведь у остальных подразделений это  прекрасно получается. У них, в каком-то смысле, тоже, но ведь не все здесь выходцы из таких богатых семей, чтобы общаться с заселившими берега миссионерами. Есть и те, кто из обычных деревень. Их вытаскивают, потому что они могут работать с Чистой Силой.
Опершись на стену возле огромного дверного проема, Бак следит за тем, как снуют люди. Можно, конечно, стать случайным свидетелем происходящего, но Орден все больше похож на лабораторию из нескольких семей. Эти семьи повязаны жгутом и не могут разбежаться. Новому клану сложновато втиснуться в это хитросплетение. Так и Чан всегда будут главами в Азии, так и семья Ренни всегда будет главной в Северной Америке. Спасибо, шестая лаборатория.
– Надо найти Вонга, – его некогда наставник теперь должен был стать правой рукой, помощником и вообще опорой в будущем. – А потом уже идти к мастеру Зу.
В лабораторной или в комнате отдыха. У них там уже и новых стажеров набрали, и каких-то самородков подцепили. Свежая кровь или такие же воспитанники ученых как сам Бак? Надо же всем пожать руки, заглянуть в глаза, уверить в том, что он будет так же, как и они, стоять по руки в масле, разбирая на части аппарат управления, рискуя заработать удар током и небольшой пожар в управлении. Лучше им вообще не говорить, пока.
Пересчитать еще один десяток ступеней, шлепая подошвой тапок по камням как какими-то ластами. Спугнуть тень на лестнице – птица? человек? – а может, она просто пробежалась перед светильниками, чтобы прогнать черного призрака под ногами Бака. Он бы и не заподозрил чего – у старого отделения побольше призраков, чем один единственный страж, – но девочка сама врезается в него, Бак только и успевает остановиться, чтобы не уронить ее. Легкая. Но даже его аккуратность заставляет ребенка вывернуться и упасть. На лице Чана проскакивает волнение и какое-то раскаяние. Как будто он здесь гость, потревоживший покой птенца в гнезде. А может, так и есть.
– Простите! Я не хотела. Простите...
– Не части, я и так все слышу, – он садится на корточки, подметая полами халата пыльный пол. Китайский в этих стенах распевается на все говоры, на все диалекты, на все акценты, которые только можно услышать ухом. Но он такой домашний… Вроде бы. – Это же не я слетел на камни, а у тебя кожа могла содраться. И «простите» будем уже моим. Не поранилась? Чем тебя кормят, скажи мне, что тебя едва ли сквозняк не уносит?
Отчетливые черты лица и темные волосы – как будто кто-то чернил накапал. А потом размазал по покрасневшей от слез бумаге-коже. И жмурится, словно Бак здесь, а не она, похож на приведение.
– Эй, ты видела Фоу? Вот ее бояться надо, а меня не надо, хорошо? Вставай, – протягивает руку девочке, чтобы она смогла не нее опереться. Ну же. Ребенок, что ты здесь забыл? Тоже из тех, кого отрывают от семей и приводят сюда, чтобы опробовать Чистую Силу. Какое ты из сотни имен, которое нужно знать с бумаг, нужно помнить с лиц? Бак клянется помнить.